Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Царь, прибывший с супругой Анастасией, с подозрением заметил, что на свадьбе не было Михаила Глинского, родного дяди жениха. Подозрения его оправдались – вскоре подошел Адашев и что-то шепнул Иоанну на ухо. Тут же улыбка сошла с его лица, между бровями образовались две складки. Плохую весть донесли государю…

Все еще опасавшийся расправы, вместе со своим другом и соратником, псковским наместником Иваном Ивановичем Пронским, уходил к литовской границе дядя царя Михаил Глинский. И вот вдвоем они шли короткими дорогами, надеясь в скором времени пройти заставу.

– Псковичи на меня также зуб точат! А что? Нет больше Юрия, брата твоего, который мне дал в кормление этот город! Кто меня защитит? С тобою в Литву уйду! Целее будем! – говорил Пронский, нервно смеясь.

– Мать моя, старуха, совсем обезумела, сказала, в Литву не сунется. Внука не хочет оставлять! Что этот внук сделал, чтобы свою семью защитить? А теперь, если схватят – так вообще голову сымет, – говорил Глинский. – Да и негде нам в Москве жить теперь! Все пожгли, растащили, собаки!

Беглецы были настолько увлечены разговором, что позабыли об осторожности, и не сразу заметили группу всадников, наблюдавших за ними издалека. Их главой был Петр Шуйский. Довольная ухмылка скривила его рот – как не отомстить Глинским, когда представилась такая возможность! Молча указав вперед плетью, пустил князь своих всадников за беглецами.

– Вот государь! На границе с Литвой поймали их! Удирали, как зайцы! – восклицал довольный Шуйский, указывая на Пронского и Глинского. Они стояли на коленях, руки их были связаны впереди. Иоанн стоял у окна, не оборачиваясь, сложив за спиной руки.

– Ступай, Петр Иванович, – спокойно сказал он. Шуйский ушел, и Михаил Глинский с усмешкой проговорил:

– Вот кто служит тебе теперь! Забыл, как отец его ноги клал в кресла твоего отца?

Когда Иоанн повернулся к беглецам, Михаил тут же замолчал, улыбка сошла с его губ. Лицо Иоанна было перекошено гневом, безумные глаза выпучены, зубы стиснуты.

– Молчи, смерд! Подумай лучше о своих грехах. Приказал я пытками не выбивать правду от вас, да, видать, зря. Решил дождаться свадьбы моего брата, думал, что в Москве не будет никого, что не узнаю я о побеге вашем?

Михаил, тяжело дыша, начал подползать к царю, затем бухнулся на пол, сильно ударив голову. Заплакал. Нарочно выдавливал слезы и Пронский.

– Прости нас, государь! Прости! Прости, что не выехали на свадьбу князя Юрия Васильевича! О своей душе думали больше, чем о свадьбе! Как есть, неверно донесли тебе! Мы ехали на богомолье в Оковец!

Иоанн в ярости схватил дядю за волосы и прошипел ему в самое лицо:

– Ты был у границы! Да пусть отсохнет и отвалится твой поганый язык, смерд, за ложь перед твоим государем!

Глинский зарыдал в голос, приговаривая:

– Прости нас! Прости! Я же родственник твой! Не гневи Бога, пощади! Пощади! Я… Я… Прости, государь! Я же помогал тебе… Мы же родня с тобою!

Иоанн брезгливо толкнул его на пол и снова отошел к окну, повернувшись к ним спиной. Михаил, уткнувшись лицом в пол, продолжал всхлипывать и мычать.

– Бояре и митрополит Макарий вступились за вас. Просили простить. И в знак того, что Господь сохранил меня после великого пожара, я прощу. Но убирайтесь отсюда прочь, чтобы не видели вас мои глаза! Не искушайте меня…

Глинский поднялся, начал подползать к Иоанну, чтобы поцеловать ему руку, но царь приказал грозно:

– Увести их!

– Прости нас! Прости! – кричал Михаил со слезами, пока его наконец вместе с Пронским не выволокли из покоев. Оставшись один, Иоанн тяжело вздохнул и перекрестился. За окном, на расчищенных от мусора и гари улицах горожане и дети боярские тащили деревянные бревна и балки. Отовсюду был слышен стук топоров, тесел [20] Тесло – род топора, у которого лезвие перпендикулярно рукояти, как у мотыги. и шорох скобель. Из пепла поднималась великая Москва.

А тем временем народ, угнетенный поборами и несправедливостью, царившей всюду, после восстания в столице уже начал бунтовать во многих других городах – впервые чернь подняла руку на царскую семью, заявив о своих правах! Не было такого еще на Русской земле. Пора было что-то менять, это знали и чувствовали все, в том числе и молодой царь…

Среди равнин и болотистых лесов стоит Господин Великий Новгород. Одним видом своим внушал он могущество и твердость. Недаром на протяжении многих веков Новгород не позволял русским князьям полноправно владеть собой – всегда горожане его были себе на уме. И пусть покорился Москве сей город, родоначальник русской истории, все равно остались меж двумя твердынями неприязнь и соперничество, а новгородцев всегда считали алчными, жадными и коварными, готовыми в любой момент ударить в спину.