Виктор Смирнов - Колокол и держава

Дно залива было песчаным, местами илистым и просматривалось насквозь. Кони звучно взбивали ногами теплое мелководье. Солнце припекало все сильнее, отражаясь от водной глади. Уже близился полдень, когда далеко впереди в дрожащем мареве показались древние курганы Тарханкута. Потянуло свежим морским ветром. Сразу стало легче дышать, уставшие лошади приободрились и прибавили ход.

И вдруг все поменялось. С запада надвинулась клубящаяся грозовая туча. Установилась странная тишина. Почуяв неладное, тревожно заржали кони. Потом будто кто-то сверху щедро просыпал на воду серебряные шляпки гвоздей. Мелкий дождик тут же сменился яростным ливнем. Налетел шквалистый ветер, заходили мутные волны, обнажая песчаное дно. Всадники сбились в кучу, не слыша друг друга. Внезапно кромешная тьма озарилась трепещущими сполохами огня. Грянул оглушительный гром. Взбесившиеся кони вставали на дыбы, сбрасывая всадников и калеча их ударами копыт.

Стоя по грудь в кипящей воде, Захария Скара поднял голову и увидел в нависшей над ним туче странное пятно, напоминающее чей-то грозный лик. Потом небо прочертил ослепительный зигзаг, похожий на взметнувшийся огненный бич.

– Пульса де-нура! – прохрипел Захария.

Это были его последние слова. Грозовой разряд пронзил тело гахана насквозь.

Напрасно прождав Захарию на границе Крымского ханства, посольский дьяк Федор Курицын отправился в Кафу, чтобы узнать, что случилось с гаханом, а заодно встретиться со своим тайным конфидентом – купцом Хозей Кокосом. Здесь его ожидала оглушительная новость. Кокос рассказал, что три дня назад в Кафе объявился слуга Захарии Скары, единственный уцелевший после страшной грозы, застигшей их при переправе через Перекопский залив. И теперь все караимы говорят о еврейском проклятии, убившем их гахана. Ищут Мойше Изгнанника, чтобы побить его камнями, но он как в воду канул.

– Но это еще не все плохие новости, Федор, – вздохнул Кокос. – Вчера с караваном пришел московский купец Сенька Хозников. Ваш митрополит откуда-то проведал, что ты хочешь позвать в Московию литовских евреев. Он пригрозил государю закрыть храмы, если тот не покарает еретиков, и великому князю пришлось уступить. Уже схватили твоего брата Ивана Волка и еще многих близких тебе людей. В церквах вас предают анафеме. Думаю, что тебе нельзя возвращаться в Москву, но и здесь оставаться тоже опасно. Менгли-Гирей непременно выдаст тебя великому князю. Выход один – бежать! Ночью я переправлю тебя на мой корабль, который завтра отплывает в Геную.

…Три недели спустя в бенедиктинском монастыре, прилепившемся к унылому хребту в предгорьях Альп, появился незнакомец лет пятидесяти. Аббат монастыря радушно встретил гостя и имел с ним продолжительную беседу наедине. Поселили незнакомца в горном приюте, где обычно принимали путников, часто доставлявших аббату загадочные послания, о которых тот ничего не рассказывал братии.

Таинственный гость целыми днями просиживал в монастырской библиотеке либо по поручению аббата писал какие-то письма. По вечерам он поднимался на горный перевал, откуда открывался вид на глубокое ущелье. Здесь он садился на поваленную снежной лавиной сосну и, замерев, часами глядел в аспидно-черное звездное небо, такое непохожее на небо той страны, которую ему уже не будет суждено увидеть никогда…

Доминиканский монах Вениамин все еще пребывал в Великом Новгороде. Когда перевод Библии на церковнославянский язык был завершен, архиепископ Геннадий щедро наградил всех переводчиков и отпустил их восвояси. И только доминиканец смиренно попросил разрешения остаться, предложив перевести и другие душеполезные книги.

Жил Вениамин на владычном дворе совершеннейшим аскетом и, хотя был католиком, каждый день молился в православном соборе. Своими недюжинными познаниями и быстрым умом он сразу расположил к себе владыку Геннадия. Почасту беседуя с доминиканцем на самые разные темы, Геннадий был с ним доверительно откровенен. Он и не подозревал, что под личиной смиренного монаха скрывается тайный посланник святой инквизиции.

Родился Вениамин в солнечной Хорватии, но судьба его вовсе не была безоблачной. Родителей убили турки, а его самого подобрали и взяли на воспитание доминиканские монахи. Орден святого Доминика славился странствующими проповедниками, отвержением земных благ, но более всего – яростным преследованием еретиков. Символом ордена была собака с факелом в зубах, сидящая на раскрытой книге, за что доминиканцы получили прозвище «псы господни».