Николай Дмитриев - На торный путь

Услыхав столь откровенное заявление, канцлер вместе с креслом придвинулся ближе к посланнику и приготовился слушать. Когда же, закончив многообещающую беседу и проводив графа согласно этикету (благо мелкий затяжной дождь наконец прекратился), Остерман собрался идти с докладом к императрице, в зал без стука вошёл начальник Тайной канцелярии Ушаков. Остановившись в дверях, он дружески приветствовал канцлера:

– Андрей Иванович…

На что Остерман прямо-таки радостно взмахнул руками:

– Андрей Иванович…

Порой оба сановника именно так встречали друг друга, поскольку их имена-отчества были одинаковы, только Ушаков получил их от рождения, а Остермана так нарекла ещё царица Прасковья, мать Анны Иоанновны. Пройдя в залу и плотно усевшись в кресло, Ушаков с усмешкой предположил:

– Да ты, никак, к государыне с докладом собрался. Так ты не спеши. Я уж ей рассказал, как ты австрийцу защиту от дождя на багинетах преподнёс.

– И что государыня? – насторожился Остерман.

– Изволила смеяться. – Ушаков улыбнулся, и у канцлера отлегло от сердца: как-никак, а червячок сомнения за столь плотную встречу посла точил Остермана.

Начальник Тайной канцелярии какое-то время многозначительно помолчал и лишь затем выложил, с чем пришёл.

– Ты, Андрей Иваныч, пожалуй, вот что учти. Нам с польской стороны наступать не получится, а то как бы сторонники Лещинского бучу не начали. А что до австрийцев, то они не токмо на Белград нацелились, а и про Молдавию с Валахией промеж себя толковать начали.

– Это точно? – несколько удивился Остерман (в разговоре граф Остейн даже не поминал Молдавию или Валахию) и, вопросительно посмотрев на Ушакова, быстро спросил: – Откуда знаешь?

– Знаю, Андрей Иваныч, знаю. Служба у меня такая, всё знать велено. – И Ушаков с прежней усмешкой потянулся за стоявшей на столе бутылью рейнского…

Крутившая вдоль дороги позёмка гнала с полей снег в левады, и, хотя ветер дул не сильно, Грицько на всякий случай прятал щёки за воротник тулупа – ходить по родному селу с обветренной рожей у прапорщика желания не было. Съезжая по редким наледям в стороны, розвальни, увлекаемые доброй парой коней, легко скользили хорошо накатанным зимником. Идущие ровной рысью лошади временами начинали фыркать, и тогда над их головами курился вылетающий из ноздрей пар. Порой и Грицько таким же паром начинал дышать на стынущие руки, а затем, спасая их от мороза, поглубже втягивал в отвёрнутые рукава тулупа.

Вообще-то прапорщику повезло. После рождественских кутежей в столице вышло некоторое затишье, и, воспользовавшись им, Нерода испросил себе отпуск. Конечно, дорога была утомительно долгой, почти целыми днями приходилось ехать, но сейчас она наконец-то заканчивалась, и Грицько всё нетерпеливее поглядывал на маячившую у него перед глазами спину возницы. Лежать было зябко, хотелось размяться, но Нерода не останавливал нанятого им за полтину мужика, тем более что до дома оставалось каких-то вёрст двадцать, и Грицю начинало казаться, будто он узнаёт родные места.

Правда, узнать было трудновато. Покрытые летом зеленью увалы выглядели неприветливо, и только когда далеко впереди в снежной дымке показалась знакомая колокольня, Грицько обрадовался. У околицы прапорщик показал вознице, куда ехать, мужик подхлестнул лошадей, розвальни с ветерком пронеслись сельской улицей, обогнули скованный синеватым льдом став [30] Пруд. , а когда их лихо занесло на повороте и разгорячённые кони влетели через распахнутые ворота прямо на усадебный двор, кучер, резко натянув вожжи, остановил упряжку.

Маеток [31] Усадьба. прапорщика гвардии был невелик. Приземистая, крытая очеретом хата в четыре подслеповатых, обведённых синькой окна, однако с панским крыльцом, островерхий голубец которого опирался на тёсаные столбы-брусья. Вокруг теснились голые деревья сада, службы, а дальше, за жердяной оградой, тянулось поле, где из-под снега проглядывали тёмные комья мёрзлой земли. Окинув всё взглядом, Нерода выбрался из саней и скинул тулуп. На прапорщике был надет зелёный мундир с красным подбоем и офицерский шарф. Вдобавок Грицько сменил заячий треух на шляпу с плюмажем, нацепил шпагу и предстал во всём блеске.

Какая-то бежавшая мимо крыльца замотанная в платок дворовая девка (Гриць не признал кто), увидав барина, ахнула, а потом метнулась за хату, и оттуда сразу же долетел оповещающий всех крик:

– Приихав!.. Вельможный пан приихав!