Ольга Елисеева - Переворот

— Милосердная государыня наша отпускает всех домой, — заявил генерал-аншеф Василий Суворов, бывший комендант Берлина, крайне злой на немцев за то, что завоёванные земли, где он так благополучно угнездился, вернули Пруссии.

— Да как же мы доберёмся? — взывали к справедливости голштинцы. — Если все наши деньги у вас. Разве что пешком пойдём.

— А это уж, господа, не моя забота, — ухмылялся генерал. — Алез, алез. Выгребайтесь из-под караула. Не тратьте зря мой цигель.

Александр Мартынович безучастно слушал перебранку Суворова с солдатами и ожидал очереди подойти к столу. Ему вернули туго набитый серебром кошель (когда шведа арестовывали, он был наполовину пуст). Ремень. Золотые запонки для манжет. И даже дорогие ножны из красной кожи. Саму шпагу почему-то не посчитали нужным отдать хозяину.

Щедрость победителей обнадёживала, и Шванвич уже было решил, что гетман замолвил за него словечко.

В ночь убийства за Мартынычем, как и было условлено, пришли. Двое офицеров из Измайловского полка. Они вывели сержанта «на допрос к гетману». Якобы арестант может показать что-то насчёт бумаг свергнутого государя. Дорогой от Петерштадта к столице его передали с рук на руки Теплову, доверенному лицу гетмана, а уж тот проинструктировал предполагаемого убийцу, как действовать.

На мызе в Ропше, оказывается, имелся подземный ход. Короткий, скорее всего игрушечный. Он вёл от лютеранской церкви во внутренние покои. Приверженный прежней вере, Пётр Фёдорович, случалось, тайком посещал проповеди. А чтоб не видел никто из русских, приказал прорыть тоннель. Всего-то ничего. Двор, да сад, да овраг. Зато как удобно!

Шванвич оценил подарок судьбы. Он сможет прийти и уйти незаметно. Главное — отвлечь охрану от особы императора. Но и об этом Теплов позаботился.

— Вы поедете не один. Небольшой конный отряд, прибывший якобы со срочным предписанием из столицы, сосредоточит на себе внимание господ из эскорта Орлова. Действуйте быстро и уходите. Прямо за церковью вас вновь подберут верховые.

Так и произошло. За исключением одной детали. В комнате с государем оказался лакей, и на его крик прибежал заспанный малый из конной гвардии. Потёмкин, кажется. Приятель этого быдла Орловых. Шванвич был уверен, что хорошо врезал противнику. Тот не скоро оправился, рёбра от удара так и затрещали.

Плохо то, что Потёмкин узнал его, и теперь Орловы, возможно, начнут охоту за старым врагом. Впрочем, у шведа было алиби: в ту же ночь он благополучно вернулся в крепость, и многие из его спящих товарищей даже не заметили, что Мартыныча куда-то выводили. При официальном разбирательстве он всегда сможет отпереться. А вот при неофициальном...

Эта мысль одна портила Шванвичу жизнь до тех пор, пока он не услышал место своего нового назначения. Город Симбирск Оренбургской губернии, на границе ледяного хаоса и безлюдных степей. Да есть ли на земле крепость неприютнее? Швед чуть не взвыл. Ему обещали Глухов — резиденцию гетмана Малороссии, почти столичный город, тёплый, щедрый, богатый на черешню с два кулака и грудастых чернобровых девок. Ему обещали интендантскую должность — сытную и непыльную. Ему обещали...

Да что же это?

У Шванвича хватило ума не раскричаться прямо у стола дежурного офицера. Он брезгливо, двумя пальцами, принял из его рук приказ о своём назначении и, едва не пошатываясь от гнева, побрёл к двери. Створку Мартыныч вышиб ногой, а на улице дал волю душившей его злобе.

Обманули! Ограбили! Подставили! Замарали в крови и отказываются платить! Он им! Он их! Они у него! Да он знает такое, что все эти господа живо покатятся со своих высоких кресел прямиком в Сибирь. Если не на плаху.

Вздумали его загнать под Оренбург! Он их сам на край земли загонит. До Березова пешком бежать будут, кандалами греметь. Дальше ползком пробираться... Шванвич осёкся. Мысль о чрезмерности собственных знаний отозвалась холодом в груди. А что как лучшее для него — не высовываться?

Гетман не солгал — дело об ограблении императорских покоев не имело хода. Шведа ни в чём не обвиняли, он получил набитый империалами кошелёк. Сколько их? Мартыныч высыпал серебро на ладонь. Тридцать. Разумовский умел шутить. Тридцать серебряников. Ну да Шванвич не пойдёт вешаться, как Иуда. Он аккуратно спрятал деньги в кошель и сунул его в карман.

Последний гнусный намёк вывел Александра Мартыновича из себя. Человек импульсивный и грубый, Шванвич всегда был склонен к шумным выяснениям отношений. Раздражение подавило в нём страх, и он отправился в Петербург требовать у Разумовского своё.