Саймон Скэрроу - Кровь Рима [ЛП]

— Как ты себя чувствуешь?

— Словно меня трахнули все три фурии разом, — вздрогнул Макрон. — Голова похожа на кузнечную наковальню. Твоя долбанная собака продолжает лизать мне лицо, все крутится и… — Он наклонился, и его вырвало.

— У тебя был сильный удар по голове, мой друг, — сказал Катон. — Чего ты хотел?

Макрон вытер рот тыльной стороной ладони, затем осторожно повернулся и вздрогнул, когда его пальцы наткнулись на шишку размером с куриное яйцо.

«Всегда какой-то трусливый ублюдок позади тебя сбивает тебя с ног». — Он закрыл глаза на мгновение и продолжил.

— Какова ситуация, парень?

Катон покачал головой.

— На этот раз мы действительно облажались. Выхода нет. Мы либо умрем здесь, либо сдадимся.

— Сдаваться? Ни хрена подобного. После того, что наш иберийский друг сделал с местными жителями, они возжелают наши головы наряду с его. Я лучше рискну и умру с мечом в руке.

— Рискнешь? — спросил Катон. — Да, тут нет никакого риска, с нами покончено в любом случае. Так или иначе, ты сейчас не в форме, чтобы сражаться.

— Не в форме? — проворчал Макрон. Он резко поднялся и встал на ноги, затем постоял, покачиваясь, прежде, чем он упал на столб и соскользнул обратно на землю с разочарованным стоном. — Хрены ослиные… Да, поразит их молнией Юпитер…. Сраные повстанцы…

— Совершенно верно, — с чувством согласился Катон. Он хотел сказать своему другу несколько слов утешения, но их не было. Было заманчиво сесть рядом с Макроном и уступить обстоятельствам, но это была роскошь, которой не имел права позволить себе командир. Он должен был позаботиться о людях, как мог, до самого конца. Только тогда его долг перед ними будет выполнен.

— Оставайся здесь, Макрон, пока не будешь готов к бою. Это приказ.

Катон протянул руку и убрал со лба прядь мокрых от пота волос, надел промокшую войлочную шапочку, а затем и шлем. Затем, уходя, он выкрикнул: — Офицеры! Ко мне!

Приказав опционам доложить о потерях, назначив каждому центуриону участок вала для защиты вместе со своими людьми, а также проинформировав их о своих мрачных выводах относительно их положения, Катон направился к тому месту, где на небольшом расстоянии на груде соломы сидел Радамист, поодаль от остальной части его людей. Его рукав был срезан, а рука перевезяна импровизированной повязкой. Выражение его лица было мрачным, когда он взглянул на римского офицера, а затем выдавил улыбку.

— Я могу представить, что скоротечность моего правления принесет мне особое место в истории, а?

Катон улыбнулся в ответ.

— Более чем вероятно.

Улыбка царя дрогнула.

— Значит нет никакой надежды?

— Абсолютно никакой, Ваше Величество.

— Величество? — пожал плечами Радамист. — Царь без царства. Если бы Зенобия могла видеть меня сейчас, она бы наверняка усмехнулась.

Катон в этом сомневался. Даже если бы Зенобия еще не была схвачена, она бы переживала по поводу собственной судьбы от рук мятежников.

— Что со мной теперь будет, трибун?

Катон почувствовал укол презрения. Где было сострадание Радамиста к людям, которых он заманил в ловушку? К людям, чьи тела лежали разбросанными по земле перед столицей, или к тем, кто еще жив и за кем охотились в данный момент повстанцы? Где было его сопережевание Катону и его преторианцам, вынужденным последовать за ним, чтобы усадить его на трон? Он не заботился ни о ком, кроме себя и Зенобии. Катон решил, что это не тот человек, который должен быть царем. Рим выбрал неправильного союзника. Он попытался очистить свой разум от таких соображений, когда ответил: — Вы можете попытаться сбежать. У вас отличная лошадь, но если бы я был человеком, делающим ставки, я бы не дал хороших шансов на то, что вы сможете оторваться от ваших врагов. Но если вы останетесь здесь, у вас будет выбор такой же, как и у всех нас. Сдаться или бороться до конца. Кто-то может сказать, что благородный царь выберет последнее.

Радамист задумался на мгновение. — А что ты посоветуешь?

— Не мне давать советы по таким вопросам. Выбор остается за вами.

— Понятно. — Радамист пристально посмотрел на Катона. — Ты никогда по-настоящему не восхищался мной, не так ли?

— Восхищался? — Катон был не готов к такому повороту. До сих пор он жил в страхе перед тем, что этот человек может сделать с ним и другими по прихоти или в результате какого-то циничного расчета. — У вас, конечно же, есть замечательные качества. У вас есть смелость. И сила, и этого достаточно, чтобы вдохновить других следовать за вами…