Владислав Романов: Нефертити

— Нет.

— Муж ничего не рассказывал мне об этом разговоре. Теперь я понимаю... — царица не договорила.

Сейбу снова наполнил чашу хозяина, возвратился на своё место и прикрыл глаза. Он дремал до того мгновения, пока в чаше плескалось вино, и открывал их, когда она пустела. Азылык гордился этой необыкновенной прозорливостью слуги.

— С кем поведёшься, — ворчливо отвечал Сейбу, когда оракул начинал его хвалить.

Нефертити молчала, никак не решаясь уйти после того, что она услышала. Но Азылык ничем не мог её утешить.

— И когда это может случиться? — набравшись храбрости, спросила царица.

— В любой миг.

— И прямо сейчас?

Он кивнул. Ей вдруг захотелось найти мужа, крепко обнять его и не выпускать из своих объятий. Слёзы тут же подкатили к горлу, и царица еле их сдержала.

— Я бы только не хотел, чтобы вы дали понять мужу, что обо всём знаете, — предупредил оракул. — Он обидится на меня, это несомненно, но жалостью, излишним сердобольством вы ещё больше оттолкнёте его от себя. Потом будете жалеть, но помочь вам никто не сможет. Даже я. Делайте вид, что ничего не знаете и ничего не случилось. А я буду искать спасение, пока хватает сил, ибо лучшего правителя я не встречал в своей жизни. Обещайте мне, что вы преодолеете соблазн и не откроете мужу тайну, в которую я посвятил вас!

Она помедлила и кивнула. Потом поднялась, двинулась к двери, на мгновение остановилась, словно о чём-то забыла упомянуть, но так и не отважившись, двинулась дальше, однако Азылык сам её окликнул:

— Ведь вы хотели спросить о будущем ребёнке, ваша светлость, вы снова беременны?

Нефертити обернулась, кивнула и долго с мольбой смотрела на Азылыка, словно от него сейчас зависело, кто родится: мальчик или девочка. Оракул не выдержал её взгляда и опустил голову. Ему нечем было утешить царицу. И она всё поняла, даже попыталась улыбнуться и, сохраняя достоинство, вышла из его покоев.

Шуад уже полчаса назад закончил занятия с дочерьми фараона и с нетерпением поджидал царицу, которой передавал читать новые главы «Книги истин». Отдавая, он просил не показывать их супругу и был вынужден кратко рассказать о том, что случилось с книгой, которую она читала раньше.

— Но ведь она была такой интересной, такой нужной, и мой муж сам хвалил её! — недоумевала царица. — Что случилось?

— Если б я знал, ваша светлость. Но лучше не заговаривать об этом с его величеством. Я бы не хотел...

Старую книгу он переписал полностью, не помня ни ночей, ни дней, забывая о еде и питье. Помимо книги ему приходилось изобретать программы и ритуалы всех божественных празднеств заново, так, чтобы главенствующим в них был бог Атон, а все остальные составляли его свиту. Двое писцов трудились без устали, рассылая указания жрецам во все города державы. В таком жутком напряжении жрец никогда ещё не жил и никогда ещё так самозабвенно не творил.

Жрец ведал, что Нефертити уже не имела того влияния на мужа, которое могло бы хоть что-то изменить, но всё же это была единственная надежда. Увидев царицу, спешащую по террасе первого этажа, Шуад помчался ей навстречу.

За последние десять лет он ещё больше растолстел, обрюзг, его круглое, подобное полной луне лицо утратило свою живость, стало рыхлым и почему-то очень печальным. Лишь глазки ещё иногда поблескивали, когда он работал над книгой или слышал новую необычную притчу. В эти мгновения он становился даже привлекателен.

— Здравствуйте, ваша светлость! А я тут поджидал вас! — он поклонился супруге фараона, с трудом переводя дух, и смешно засеменил рядом, всем своим видом стараясь напомнить, что они хотели поговорить о книге.

— Что-нибудь с девочками? — спросила на ходу Нефертити.

— Нет-нет, они всё быстро схватывают, особенно Анхсенпа, она такая любознательная, сегодня написала: «Я очень люблю нашего мудрого фараона», сама, без всякой помощи. Она так похожа на вас, что я иногда вздрагиваю, я ведь помню те дни, когда вы ещё только приходили в бассейн, я там рядом занимался с наследником, мы делали перерыв, и он выбегал окунуться в бассейне...

Нефертити вдруг остановилась, закрыла лицо руками и разрыдалась. Всё произошло так внезапно, что Шуад не мог вымолвить ни слова, не понимая, что послужило причиной этих рыданий. Он начал лихорадочно вспоминать, о чём только что говорил, и не смог ничего внятного припомнить. Царица так сильно рыдала, что слёзы струйками текли по её сомкнутым тонким пальцам, и Шуад уже готов был предположить самое худшее: вторжение хеттов, смерть фараона или конец света. Но как об этом спросишь? Жрец то открывал мясистый рот, то закрывал его, будучи не в силах подобрать нужные слова.