Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

«Фонды поднялись до 76.90», — сообщила Мими.

Пятница, 7 мая

Еще одна победа! Все утро палили пушки.

12 мая 1813 года, Лютцен

Дорогая мама, выиграна большая битва. Император позволил мне вернуться в Милан, к моей прекрасной Августе и нашим детям. Мне предстоит набрать и обучить еще одну армию.

Я пожелал императору счастливого пути примерно с час назад. Он выглядит уставшим, все мы устали. Я на войне уже год.

11 июня, славный день

Наконец подписано перемирие. Напуганные происходящим, смели ли мы верить, что у нас опять будет мир?

Понедельник, 23 августа, раннее утро

Император Австрии расторг перемирие и объявил войну Франции. Боже мой, это же отец Марии-Луизы! Как он мог так поступить с нами, — со своей дочерью, в конце концов?

30 октября, Мальмезон

Катастрофа под Лейпцигом. Я разрыдалась, прочитав: «Французская армия проиграла битву». Она сократилась на сорок тысяч человек.

Я заперлась у себя в комнате, ходила из угла в угол, молилась, рыдала. Вопреки доводам рассудка, написала Бонапарту. [167]

9 ноября

Бонапарт вернулся во главе своей побежденной армии. Он вернулся без фанфар, без пушечной пальбы и марширующих оркестров.

2 декабря

Сегодня, в годовщину коронации, — некогда счастливый для Бонапарта день, — я получила удручающее письмо из Милана от моей милой Августы. Ее отец, веселый король Макс Баварский, объединился с врагами Франции! Более того, он пытался убедить сделать то же самое и Эжена.

Разумеется, мой сын ответил отказом.

«Бог дал мне мужа-ангела», — писала Августа. И бог дал ангела ему.

Понедельник, 3 января 1814 года

Щеки Гортензии горели.

— Мама, ужасные новости! Более ста тысяч казаков перешли Рейн и направляются к Парижу. Я никогда не видела императрицу Марию-Луизу в таком удрученном состоянии. Ты знаешь, что она мне сказала? Что, куда бы она ни поехала, повсюду привозит с собой несчастье, и всякий, оказавшийся рядом с нею, обречен страдать.

— А что говорит Бонапарт?

— Что это суеверная чепуха.

— Нет, я имею в виду совсем другое, — насчет казаков?

— Просит нас не беспокоиться: у него есть план.

14 января

Брошен клич: требуются солдаты.

— Я пойду добровольцем, — совершенно серьезно сообщил мне Уи-Уи.

— И я тоже, — эхом отозвался Пети.

Я объяснила, что берут не всех, есть возрастные ограничения.

— Дядя сказал, что мы ему нужны.

— Все нужны, — важно добавил Уи-Уи. — Даже старики.

И в самом деле, даже дорогой Гонтье собирается теперь записаться в армию.

— Гонтье, не надо! — отговариваю я его. Ему же наверняка больше шестидесяти! Но мои аргументы его не убедили. Что ж, я дала ему хорошего пони, одного из немногих оставшихся, — почти всех забрали в армию.

Суббота, 22 января

Стоя у своей кареты, Бонапарт сказал, что утром выезжает к месту предстоящей битвы. По его словам, через три месяца он либо одержит победу, либо погибнет.

— Я приехал не для того, чтобы вы плакали!

Он взял меня под руку, озадаченный моими слезами.

Я пыталась рассеять собственные страхи. Вся Европа объединилась в борьбе с Бонапартом; в его распоряжении всего пятнадцать тысяч человек. Победа невозможна!

Но «невозможно» — не французское слово, напомнила я себе.

— Позвольте, я…

«Поцелую вас», — едва не вырвалось у меня.

— …Пожелаю вам удачи, — закончила я и сделала реверанс.

Бонапарт долго смотрел на меня.

— Помните обо мне, Жозефина.

Он сделал шаг назад и прикоснулся к шляпе.

4 февраля

Ужасные слухи: говорят, войска Бонапарта вынуждены отступить на французские земли. Не знаю, верить ли.

Отправила Мими в Париж — пусть выяснит хоть что-нибудь. Она вернулась обеспокоенная: в Нотр-Даме возносят молитвы, в Лувре упаковывают коллекции.

18 февраля 1814 года, Милан

Дорогая мама, боюсь, это сильно тебя огорчит, но ты должна знать. Каролина и Иоахим перешли на сторону врага, и сегодня утром Иоахим открыто объявил войну Итальянской армии — то есть мне. Нет нужды говорить, насколько это отвратительно. Глубина моего сочувствия императору неизмерима. Ему приходится терпеть такую «семью»!

28 марта

Народ толпами валит в Париж, уходя от наступающего неприятеля.

— Бонапарт спасет нас, — уверяла я Гортензию, скатывая бинты из корпии и складывая их в стопку. — Он так тщательно все рассчитывает, принимает во внимание все возможности. Неожиданность всегда была главным его оружием. Не сомневаюсь: это отступление — часть его плана.