Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Разочарование гложет мне сердце. Поражение от врага — ничто по сравнению с массовыми предательствами в рядах сторонников. Оплакиваю Бонапарта и всех нас.

8 апреля

Ночью, ласково подергав за пальцы ног, меня разбудила Мими.

— Там внизу кто-то хочет тебя видеть, Йейета. Мсье Мосьен, счетовод, — сообщила она, зажигая лампу. — У него будто бы есть новости об императоре.

— О Бонапарте? — Я села в постели, сердце бешено колотилось.

Мсье Мосьен стоял в гостиной у затухающего камина. На нем был короткий охотничий сюртук, с широкого пояса свисал небольшой дорожный пистолет.

— Ваше величество, — в пояс поклонился он мне, — прошу прощения, что потревожил ваш покой.

— Мне сказали, у вас есть новости об императоре? — поторопила я его, в нетерпении пренебрегая любезностями. Жестом предложила ему сесть в кресло напротив, но он стоял по стойке «смирно», будто аршин проглотил.

— Император в Фонтенбло, — объявил Мосьен. — Он отрекся от престола и будет сослан. Меня…

— Сослан? — Эта новость меня встревожила, но я также испытала и облегчение. По крайней мере, Бонапарта не казнят.

— На Эльбу, ваше величество. Меня…

— Где находится эта Эльба?

— Эльба — маленький островок в Средиземном море, ваше величество, отделенный от Италии проливом Пьомбино. Меня…

— Это совсем крошечный островок, не так ли, мсье?

— От одной до трех с половиной лиг в ширину, ваше величество, шесть лиг в длину. Меня…

— Но это меньше, чем парк в Мальмезоне!

— Не припомню размеров вашего парка, ваше величество. Меня…

— Вы видели императора, мсье де Мосьен? Вы говорили с ним?

— Я видел его, ваше величество, но нет, не говорил с ним. Меня…

— Пожалуйста, скажите мне: как он выглядел?

Мсье де Мосьен сдвинул брови в раздумьях.

— Как император, ваше величество.

Я прижала кулак к губам. Если бы я могла увидеть Бонапарта! Я бы с первого взгляда поняла, как он себя чувствует. Я бы сразу поняла, спал ли он, ел ли, в порядке ли его желудок — ох этот капризный желудок! Я бы по резкости его движений поняла, угрожает ли ему припадок падучей.

— Да, конечно, — слабо проговорила я, наконец опомнившись. — Не выглядел ли он… ну… как вам показалось?

Я ждала ответа, утирая глаза манжетой рукава. Я понимала, конечно, что этот человек не мог видеть Бонапарта глазами его жены.

— Ваше величество, меня попросил французский посол в России, граф де Виченца…

— Де Коленкур?

— Да, он попросил меня…

— Де Коленкур сейчас с императором? — Благородный, аристократичный Арман де Коленкур. Мне было утешительно услышать, что он рядом с Бонапартом.

— Да, ваше величество. Он специально послал меня сообщить вам, чтобы вы сделали, что можете.

Эти последние слова он выпалил, опасаясь, что я снова его перебью.

— Что это значит?

— Вам надо искать милости для себя и ваших детей при дворе врага, ваше величество.

13 апреля

Принесли записку от Армана де Коленкура. Он просит меня вернуться в Париж; это, по его словам, в моих же интересах. Мне приличествует показаться, изложить мое дело перед царем Александром. Вроде таково желание императора.

А внизу — приписка аккуратным почерком секретаря: «Ваше Величество, надо срочно уговорить их милостиво обойтись с императором».

Укладываю вещи.

Пятница, 15 апреля, Мальмезон

Я расстроилась, увидев русских стражников у ворот Мальмезона. Пыталась объяснить им, кто я такая, но меня пропустили только после появления моего смотрителя.

— Что случилось? — в тревоге спросила я, ибо он хромал. Голова забинтована и одна рука висит на перевязи.

— Казаки. Я пытался остановить их, ваше величество, но… — Смотритель пожал плечами, и это движение заставило его поморщиться. — Они успели отломить ножку от стола в прихожей, но на этом разгром и закончился. Орангутанг отогнал их подальше.

И вот, вернувшись в свой дом, не веря своим глазам, я обнаружила, что бесценные его сокровища — в неприкосновенности. Если бы не русские у ворот, ничто здесь не сообщало бы о капитуляции Франции.

Без даты

На дворе смутные времена. Оказалось, у казаков те еще нравы: они спят, не снимая сапог. Театры в Париже закрылись только на день — день капитуляции Парижа. Актеры продолжали играть даже под пушечную пальбу. Жозеф Бонапарт приказал поднять белый флаг капитуляции, а затем исчез, даже не передав никому командование. Точно так же он поступил и в Мадриде — трус! Все в Париже носят белые розетки из лент — знак Бурбонов, повсюду их знамена. Неблагодарные!