Элиф Шафак - Стамбульский бастард [litres]

Роуз прошла в соседний отдел, и ее аж перекосило. Этнические деликатесы. Она украдкой взглянула на банки с баклажанным пюре и жестянки с солеными виноградными листьями. Никаких больше патлыджанов! Никакой больше сармы! Хватит с нее всей этой непонятной этнической еды! От одного вида мерзкой мясной кавурмы ей делалось дурно. Все, впредь она будет готовить что душе угодно. Да, она намерена кормить дочку настоящей едой, как в Кентукки. Например… Роуз на секунду задумалась: идеальный обед – это… гамбургеры! Она просияла от одной мысли о гамбургерах. Точно! Гамбургеры! Что еще? Яичница, и блинчики, политые кленовым сиропом, и хот-доги с жареным луком, и барбекю из баранины, да, особенно барбекю… И пить они будут яблочный сидр, а не этот противно булькающий соленый напиток из йогурта с водой, от которого ее каждый раз за столом воротило. Да, с сегодняшнего дня их меню составят блюда южной кухни, острый чили, копченый бекон или… или нут. Да, она бы с радостью готовила. Все, что ей нужно, – это чтобы под вечер с ней за стол садился мужчина. Мужчина, который бы ее любил. И ее стряпню тоже. Определенно, именно это ей и нужно: просто мужчина, без всякого национального багажа за плечами, без непроизносимых имен и фамилий, без многочисленной родни; новый мужчина, который отдавал бы дань нуту.

Было время, когда они с Барсамом любили друг друга. Время, когда Барсам едва ли замечал, что она там ставит на стол, и уж точно был рад всему, потому что смотрел-то он не на еду. Он на нее смотрел, упоенный любовью, от ее глаз не мог оторвать взгляда. Роуз зарделась при воспоминании о страстных мгновениях, но тотчас остыла, стоило ей вспомнить, что было дальше. Увы, его жуткая семейка не заставила себя ждать и впредь уже не сходила со сцены. С тех самых пор их любовь стала потихоньку иссякать. Если бы вся эта банда Чахмахчян не совала нос в их семейную жизнь, они бы с мужем сейчас были вместе.

«Почему вы постоянно во все встревали?» – спрашивала она у воображаемой Шушан, которая восседала в кресле и считала петли на вязании – еще одном одеяльце в подарок внучке. Свекровь не отвечала. Роуз злилась и продолжала допытываться.

Это, очевидно, тоже издержки развода, побочный эффект застарелой горечи. Ты не только начинаешь разговаривать с собой, но и перестаешь разговаривать с другими, становишься упертой, как осел, гнешь свою линию до последнего, натягиваешь все пружины до предела.

«Почему вы к нам вечно лезли? Почему вы от нас просто не отстали?» – поочередно вопрошала Роуз трех сестер мужа: тетушку Сурпун, тетушку Зарухи и тетушку Варсениг, бросая свирепые взоры на стоявшие перед ней банки с бабаганушем.

Роуз резко развернулась – прочь из отдела этнической кухни! Она совсем разозлилась и расстроилась и от этого почему-то устремилась к стеллажам с консервами и сушеными бобами, да так решительно, что чуть не врезалась в стоявшего там молодого человека. Он изучал полку с разными сортами турецкого гороха.

«Да его здесь секунду назад еще не было, – удивилась Роуз. – Он что, из воздуха соткался? Или с неба свалился?»

Парень был светлокожий, стройный, ладный, с карими глазами, а немного заостренный нос придавал ему прилежный и серьезный вид. Соболиного цвета волосы коротко подстрижены. Роуз показалось, что она его раньше видела, а вот где и когда – вспомнить не могла.

– Отличная вещь, правда? – обратилась она к нему. – Увы, мало кто знает в этом толк.

Глубоко погруженный в созерцание полок, молодой человек отпрянул и обернулся посмотреть, кто его потревожил. Рядом с ним, словно из-под земли, выросла какая-то розовощекая пухленькая особа с банкой нута в каждой руке. Он покраснел и, застигнутый врасплох, на время утратил приличествующий мужчине строгий вид.

– Простите? – буркнул он и дернул голову вправо.

Это был нервный тик, который Роуз приняла за смущение. Она улыбнулась в знак того, что, конечно, прощает, и уставилась на юношу не мигая, отчего тот еще больше занервничал. Сейчас Роуз глядела на него этаким нежным зайчиком. В ее репертуаре были еще три способа, также заимствованные из мира живой природы, их ей хватало на все случаи общения с противоположным полом. Если надо было показать, что ты целиком и полностью посвящаешь себя человеку, в дело шел преданный собачий взгляд; соблазняя, она принимала вид шаловливой кошечки, а на критику неизменно ощетинивалась койотом.

– О, я вас знаю! – вдруг просияла Роуз и радостно улыбнулась от уха до уха. – Я все голову ломала, пыталась вспомнить, где же я вас видела, а теперь поняла! Вы из университета… Держу пари, вы любите кесадилью с курицей.