Игорь Пьянков - На линии [из жизни оренбургских казаков]

Асессоры — Титулярный советник Топорнин, Титулярный советник Чирков

Присутствующие от народа киргизского — Султан Юсуп Нуралиев, Старшина Коллежский асессор Байязык Кугунбаев, Старшина Тлявлий Байтеряков,

Казначей — Губернский секретарь Смольянинов

Секретарь — вакансия

Регистратор — Родионов

Архивариус 14 кл. — Эссен

Переводчики — Титулярный советник Сергеев, Титулярный советник Карпов, Коллежский секретарь Родионов

Повытчики — Коллежский секретарь Плетнев, Коллежский регистратор Овчинников

Канцелярские служители — Коллежский регистратор Панчихин, Коллежский регистратор Плетнев

Губернские регистраторы — Плотников, Дюков

Толмачи — Коллежский регистратор Кольметев, Коллежский регистратор Сергеев, Губернский регистратор Беккулов, Канцелярист Долгоаршинов

Конфиденты — Рахмет Улла Муртазин, Князь Габайдулла Дашкин, Бикмухмамет Бикбовов

Вахмистр — Отставной унтер-офицер Поздоровкин

Сторожа — Два из вольнонаемных.

Оренбургская Пограничная Комиссия и Меновой двор были теми оазисами, куда волей-неволей стягивалась Азия.

Переступая тела вялых, почесывающих кусаемые вшами места киргизцев, черноглазые хивинцы не шелохнули повисшей на подворье Комиссии дремы. Разлетающиеся при быстром шаге полы их богатых халатов лишь спугивали на время мух с лиц лежащих на кошмах ордынцев, многие из которых добивали недели в ожидании, когда выкличут их к чиновнику.

Хивинцы торопились. Всякий раз, едва шедший с ними киргизец замышлял приостановиться, то один, то другой ширяли кулаком в спину:

— Надо спешить, Наубет Берды!

Удачливого проводника караванов Наубет Берды в Пограничной Комиссии хорошо знали и ценили. Еще не высохли чернила на переложенных русской грамотой доверительных письмах, когда канцелярская цепочка подтянула хивинцев до Масленникова — недавно принятого в Комиссию советником.

— На речке Кара Хобда, расстоянием от Оренбурга в двухдневной езде Юсупом Кудановым возле аула старшины Санамаса Сардалина остановлен хивинский караван в восемьсот верблюдов. Нарочные от Куланова требуют пошлины… — пока переводчик Карпов докладывал суть дела, знавший по-русски проводник кивал в такт словам, оба ж хивинца, не шелохнувшись, сверкали глазами.

— Идите за мной, — Масленников гадал: решить ли самолично или отдать под руку Веселицкого, склонялся отвести к генералу.

Хивинцы, прижимая к груди руки, благодарно кланялись. В коридоре им встретился еще не ушедший домой вахмистр Поздоровкин. Совок и веник делали его справный солдатский вид с пышно торчащими усами вполне домашним.

— Ваша милость, — вахмистр ненароком преградил дорогу. — Грязь-то бы посбивали с ног эти-то… Куда ж так-то прут? Приказали б сапоги скинуть, угвоздят, а я давечась выбивал только…

Карпов перевел. Хивинцы мигом разулись, сложили обувку в угол. Наубет Берды лишь скрючился и, поплевав на рукав, потер носки козлиных своих сапог.

На заре, еще толком не проснувшись. Мокей почувствовал, как хвора заломала его до стона. Дождь по-прежнему чесал, зализывал станицу. Слазить с печки было зябко, и Мокей вылеживал сколько мог, всасывал уходящее тепло за ночь подостывших кирпичей. Будто можно в этом мире набраться его впрок.

Скосясь на икону, привычно вытвердил молитву, не обернув головы на втиснувшихся в избу Никитку за Николкой. Приметив, что дед не спит, внуки разворошились. Спустившись, Мокей щелкнул попавшегося по затылку — для острастки.

Перекусив вымоченным вчерашним хлебом, Мокей часа два шастал по горнице, заглядывая в углы, прикидывался сквозь окно к погоде и наконец, чуть до полдня, нахлобучив шапку, ступил за дверь. Идти было неловко, глинистая земля станицы стала осклизкой и лысой.

Шел Мокей в пятистенок поверенного чесноковских казаков, Андрея Рахманина, куда, пользуясь передышкой в работе, стянулись задумавшие переселяться на Новоилецкую линию. Через плохо притворенную калитку Мокей прошел к крыльцу, сбил грязь. Отдуваясь на высоких ступеньках, толкнулся в сени. Потоптавшись впотьмах, нащупал дверную скобу. Вложив силу, дернул и боком заступил в избу. Стряхивая с накидки воду, вгляделся в горницу, тужась разузнать собравшихся. И пока хозяин, завидя гостя, спешил навстречу, разулся тут же у порога, оставшись в толстых войлочных обмотках.

— Лишнее, эт лишнее, Мокей Трофимыч, — развел руки Рахманин, низкорослый казак с тугим животом и длинными, не знающими за что б зацепиться руками. — Мы уж расклали: занеможил под погоду.