Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

— Я не рыдаю! Но я вас подвел, мне стыдно. Вы же не хотели его убивать, а я… Это же из-за меня пленник умер!

— Скорее всего, да. Из-за тебя. Но знаешь, сколько я убил воинов, которых лучше бы взял в плен и получил выкуп? Иногда просто выхода нет. Кто начал драку?

— Он…Только…он был младше, слабее. А еще, оказывается, я ему по свежей ране…

— Ты не мог знать, а сожаления ничего не изменят. Хотя на будущее наука. Да, плохо, что мавр умер, очень плохо. Но еще хуже, если ты станешь пугливым, как заяц, и побоишься убивать врагов, когда это будет нужно.

— Я не побоюсь! Просто теперь, из-за меня, у вас кровный враг!

— У меня много кровников. Одним больше, одним меньше… От того, что ты себя казнишь, никому легче не станет. Так будь добр: прекрати. А если что-то еще будет беспокоить — скажи мне, я постараюсь помочь. В конце концов, ты сын моего лучшего друга…

От его слов только сильнее защипало в глазах. Нет ничего хуже, чем сознавать вину и не иметь возможности ее искупить, понести наказание! Такая вина навсегда остается в душе, идет рядом с человеком и шепчет, шепчет…

— Эй! Ты меня слышишь?

Мысль улетучилась. Что вина шепчет? Он уже забыл.

— Да, сеньор. Я просто задумался.

— Хватит думать. Ступай в замок.

— Да.

— Вот и хорошо. Иди. — Сеньор обнял его и потрепал по плечу. — Иди.

Де Лара был не просто добр — ласков. Это лишь сильнее заставляло чувствовать себя виновным. Зато теперь Хасинто убедился окончательно: для сеньора он не просто слуга. Не оружие, которое можно заменить.

Обратный путь во владения дона Иньиго проходил через земли де Вела.

Жаль, нельзя объехать их стороной.

Чем ближе был замок вассала, тем чаще де Лара хмурился, тем печальнее и тревожнее становился его взгляд. А ведь сеньор давно, еще из Эстремадуры, мог отправить гонца с вестью о гибели Диего. Тогда к сегодняшнему дню идальго Маркес и донья Раймунда уже знали бы о своей потере и, может, успели с ней примириться. Разговаривать с ними было бы проще. Но дон Иньиго не думал облегчать себе жизнь и решил сам сообщить родителям о смерти сына. Хотя понимал, наверное, что неминуемо столкнется с их скорбью: тихими слезами или яростными рыданиями, горькими вопросами или бессильным гневом. Все равно взвалил на себя горестную обязанность — и тем самым проявил уважение к вассалу. Рико омбре, с таким вниманием относящийся к своим людям, заслуживает искренней, безусловной преданности!

Подойти бы к нему, припасть к руке, сказать, что восхищается! Но это глупо. Особенно учитывая, что они не идут, а едут.

Вот смех будет, если Хасинто спрыгнет с коня и побежит за лошадью де Лары с криком: подождите, сеньор, я хочу выразить свое восхищение!

Представив это, он и впрямь прыснул со смеху. Видимо, слишком громко: несколько рыцарей на него покосились.

Около полудня на горизонте выросли крепостные стены.

— Когда въедем в ворота, — заговорил де Лара, — Гонсало и другие воины останутся на подворье. На какое-то время. А в замок войдут близкие рыцари Маркеса, я и, Хасинто, ты.

— Да, сеньор, — они с Гонсало ответили почти одновременно.

— Чинто, ты поведаешь идальго, как и с кем сражался Диего, и как он погиб.

— Хорошо. Только я почти ничего не видел.

— Расскажешь то, что слышал от Гонсало. Но расскажешь так, будто видел. А о нем, — де Лара кивнул на оруженосца, — ни слова. Даже не упоминай.

— Да, сеньор. Я скажу, что надо, и умолчу об остальном.

Хасинто ни на миг не замешкался с ответом, но в голове кружились, толкались вопросы. Что такого натворил вечный эскудеро, если о нем даже упоминать нельзя? Может, когда-то повздорил с Диего? Или супруги де Вела не любят его, потому что он безродный? Или когда-то Гонсало их как-то оскорбил?

Гадать можно бесконечно. Истину все равно не узнать.

На закате всадники минули ворота.

Сеньор отдал Гонсало шлем и щит, спешился, затем вместе с Хасинто и еще двумя рыцарями — одним из них был старый Манрике, — двинулся к замку. У входа стоял идальго Маркес.

Он поклонился, приветствуя дона Иньиго, и бросил взволнованный взгляд на ворота: будто думал углядеть сына среди воинов, раз не увидел среди подошедших. Когда не заметил Диего и там, чуть ссутулился, но сразу выпрямился. Может, в сердце идальго тлела надежда, что сеньор отправил оруженосца куда-нибудь, с каким-нибудь поручением?

Маркес открыл рот, явно собираясь задать вопрос, но де Лара не позволил ему это сделать.

— Впустите нас внутрь, амиго?