Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

– По крайней мере, когда придут Советы, мы увидим, как драпают немцы, – говорит Антон.

Костя качает головой:

– Дурак, ты же украинец. Знаешь, что будет, когда придут русские? Ты что, не слышал? Всех украинцев с оккупированных территорий Советы сразу же призывают в армию. Вручат тебе полкирпича вместо оружия, поставят на передний край. И все немецкие пули достанутся тебе.

– Они считают, мы должны были восстать и бороться. Для них мы все предатели.

– Какая разница, кто будет нас гнобить – советская власть или немцы?

– И все-таки послушай меня, когда придут Советы, не называй себя украинцем.

– Одно хорошо, евреев больше нет. Гитлер оказал нам дружескую услугу.

Миша выливает в огонь остатки жидкого кофе и возвращается на рабочую площадку. Внешне он никак не реагирует на слова этого человека, да и в душе почти не ощущает гнева. Его сердце будто застыло от жестоких зимних холодов.

Полгода назад весть о разгроме гетто обрушилась на него, словно физический удар. В ту ночь он упал на кровать, окаменев от горя, испытывая мучительную боль при мысли, что молодые люди из коммуны на Дзельной вряд ли остались живы.

И он невыносимо страдает, не имея вестей о Софии. Вот уже целый год Миша ничего не знает о ней. Онемевшими от холода руками он достает из бумажника ее фотографию. Исхудавшее от голода лицо выглядит хрупким, совсем детским. Но прямой взгляд говорит о мужестве и решимости. Ее глаза светлые, почти прозрачные. Снимок немного засвеченный, бледный и размытый, и кажется, будто лицо девушки растворяется в тумане. Ему так хочется увидеть наяву глаза синего цвета. И ощутить, каково это – держать в объятиях ее хрупкое тело. Он воскрешает в памяти прежние эмоции, когда рядом с ней чувствовал, будто вернулся домой, но нежную гладкость ее кожи ему удается вспомнить уже с трудом. Как одиноко в сером и угрюмом Киеве, холодном городе чужих людей, и все же он верит, что София жива. И, вопреки всему, надеется, что его семья в Пинске выжила в немецкой оккупации. От отца и сестры нет никаких вестей, только страшные слухи о массовых расстрелах в Пинске.

Иногда ему кажется, что он уже не может отличить холод в руках и ногах от холода в сердце. Может, лучше застыть неподвижно, пусть ледяной ветер пронизывает тело насквозь. И стоять так, пока сердце не остановится и не наступит вечный покой.

Нет, он никогда не поддастся отчаянию и депрессии, пока нужен Софии. Нужно верить, что она жива и ждет встречи с ним.

На следующее утро он замешивает бетон, лопатой разравнивает мокрый грунт и со шлепком укладывает смесь. Он смотрит вдаль, на железнодорожные пути, уходящие на запад, туда, где прячется София.

Повсюду ходят одни и те же невнятные слухи. Когда придут Советы, всех украинцев запишут в штрафники и бросят под колеса немецкой армии. Он слышал, что Советы относятся с подозрением и к тем, кто приехал из Польши. Так что, вполне возможно, Мишу арестуют и расстреляют как шпиона, прежде чем он успеет все объяснить.

Да и доживет ли он до этого дня? Говорят, Красная Армия – самая мощная из всех, когда-либо существовавших. Дожидаться, когда она обрушит на Киев град ракет, – значит дожидаться смерти.

Нужно уехать из Киева до прихода Красной Армии.

На следующее утро Миша просыпается и видит на оконном стекле нарисованный морозом букет папоротника, когда он моется, изо рта идет белый пар. Одевшись потеплее, он складывает вещи в рюкзак и отправляется на станцию. На кривом металлическом стержне болтается наполовину вырванный бюст Ленина. Под ним висят написанные от руки черными готическими буквами нацистские плакаты, высмеивающие великого вождя.

Здание вокзала похоже на белый дворец. Миша проходит через залитый светом главный зал, мимо высоких окон в виде арок. Выйдя наружу, он идет к подъездным путям, делает небольшой крюк и прячет свой рюкзак в кустах за складскими навесами.

В одиннадцать у рабочих перекур. Миша идет к складам, достает рюкзак и отправляется в дальний конец одной из платформ. Десять минут двенадцатого сюда прибывает поезд, идущий на запад. Дождавшись, пока он остановится, Миша находит пустой товарный вагон с незапертой дверью. Укрывшись за облаком пара, он незаметно проскальзывает внутрь и садится в углу темного вагона.

Усталость и вагонная тряска сделали свое дело, должно быть, он проспал довольно долго, положив под голову рюкзак. Когда он просыпается, близится вечер, красный луч заходящего солнца бьет в глаза сквозь щель между досками. Поезд замедляет ход, останавливается. Миша осторожно отодвигает дверь. Сумерки, он вдыхает свежий запах фруктовых садов, над которыми поднимается холодный туман. Они стоят на крошечной станции где-то в глуши, здесь останавливаются, чтобы погрузить продовольствие с ферм. Он вылезает из вагона.