Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

Забрезжил луч надежды. Пустующее здание клуба бизнесменов на улице Сенной до войны считалось одним из самых шикарных мест Варшавы. Да и сейчас, оказывается, еще остались люди с деньгами. По дороге они видят одну из таких, женщину в маленькой шляпке, которая, как ни в чем не бывало, выгуливает собаку и словно не замечает новый забор из колючей проволоки, выросший посреди дороги.

Клуб располагается на двух верхних этажах большого жилого дома. Кристина работает этажом ниже, в кафе Татьяны Эпштейн. Она снимает фартук и берет ключ с доски у себя за спиной.

– Мы всем говорили, что там занято, – говорит Татьяна. – Надо же было как-то придержать место до поры до времени.

Вход с улицы впечатляет, двойные двери, балкон над портиком, но внутри… о, боже! Разруха и грязь. На первом этаже возвышается сцена, в глубине она заставлена нарисованными масляной краской старыми, потертыми декорациями.

– Не слишком подходящее место для детей, – сказала Стефа, глядя на пустую комнату, покрытые пылью доски. – Может, наверху будет лучше.

Этажом выше они проходят через бальный зал с мраморными колоннами и зеркалами на стенах. Сквозь разбитые стекла высоких окон сильно дует.

– Летом здесь была школа архитекторов, но, когда похолодало, они переехали в другое место, – говорит Кристина.

– Неудивительно. Зимой этот зал не протопишь, – мрачно говорит Стефа.

– Если утеплить, здесь могли бы спать старшие мальчики.

Корчак старается держаться бодро, но его охватывает тревога. На память приходят случаи, когда беженцев и нищих размещали в подобном, большом и неприспособленном, здании вроде синагоги или закрывшейся фабрики, а через несколько недель или дней голод и тиф опустошали наспех построенные нары.

Нет, такого он не допустит. Стефа идет рядом с ним. Вместе с ней они превратят его в дом для детей, теплый и уютный.

Он садится на пыльный стул и топает по паркету.

– Его нужно просто как следует натереть.

– Но ведь здесь всего одна грязная уборная для двухсот детей и персонала.

– Значит, купим ведра и будем опорожнять их каждое утро.

– Сначала здесь нужно все хорошенько оттереть, – говорит Стефа.

Кристина возвращается из кафе внизу с метлами и шваброй. Корчак снимает пальто и куртку, закатывает рукава, тянется за метлой.

– О нет, пан доктор. Я сама, – говорит Кристина.

– Вот чем обычно заканчиваются благородные жесты – приходится махать метлой или чистить картошку.

– Ты, – говорит ему Стефа, – только путаешься под ногами. Сходи узнай у Татьяны насчет аренды. И выпей чего-нибудь горячего.

Он идет к выходу, но внезапно возвращается, берет Стефу за руки и нетвердо говорит:

– Мы справимся, Стефа, дорогая, правда?

– Справимся, – отвечает она. – Мы всегда справляемся.

Мрачный декабрьский день в большом зале на улице Сенной. Галинка зажигает последнюю свечу в меноре, дети собираются вокруг. Маленькие огоньки разгораются, унося мрак и уныние под высокие потолки, загоняя их в самые дальние углы.

– Смотрите, даже самая маленькая свечка сильнее темноты, – говорит Корчак детям. – Вот и мы всегда должны верить в то, что каждое доброе дело сильнее зла.

Сэмми играет вступление к ханукальной [10] Ханука (Праздник огней) – праздник, который отмечает победу света над тьмой, чистоты и искренности – над конформизмом и приспособленчеством, духовности – над сугубым материализмом. песне, и дети начинают негромко петь. Стоящая позади детей София берет Мишу под руку. Сара крепко держит ее за другую, прижавшись головой к плечу Софии, и смотрит на свечи.

Корчак всегда любил это время. Когда-то в прежнем доме сирот празднование Нового года начиналось при ханукальных свечах по еврейскому обычаю, потом свечи зажигались на рождественской елке, как принято у поляков. Польские дети присутствовали на еврейском празднике. Еврейские водили с ними хороводы вокруг рождественской елки. Разве это плохо, когда варшавские дети разных национальностей вместе отмечают праздники, знают и уважают обычаи друг друга?

До войны в Праздник огней в доме готовили особые блюда: картофельные оладьи, пончики с вареньем. Но в этом году праздничного стола не будет, сейчас мало что из продуктов удается провезти в гетто. Все, что могут доктор со Стефой, – устроить детей в новом доме более-менее комфортно и каждый день кормить.

И в целом у них получается неплохо. Ночью зал заставлен рядами кроватей, на которых под белыми одеялами спят дети. Между рядами едва можно протиснуться. По центру расставлены ширмы, разделяющие кровати мальчиков и девочек, и ночью зал похож на больничную палату. Сцена теперь служит столовой. В глубине оставили декорацию – лес и коттедж под лунным небом. Она создает ощущение нереальности, мимолетности происходящего, но детям нравится, они чувствуют себя участниками спектакля. Если вдуматься, они и в самом деле живут по сценарию драмы, которая написана Ницше и поставлена Гитлером.