В доме 26 на улице Огродовой им открывает дверь встревоженный господин Розенталь. При виде их испуг на лице сменяется радостью и изумлением. Госпожа Розенталь уже спешит в прихожую.
София закрывает глаза. Как они постарели.
– Это ты! Это вы! Драгоценная моя София. Миша.
– Можете называть нас супругами Вассерман, папа. Мы поженились. Я писала вам.
Мать берет ее за руку и смотрит на узкое золотое кольцо.
– Мы не получали письма. Значит, вы женаты, а нас не было рядом, мы даже не знали…
– Не плачь, мама.
– …увидимся ли с вами снова. О, но зачем же вы приехали сюда.
Кристина протискивается между родителями и целует Софию и Мишу. На руках у нее маленький мальчик. Ребенок уткнулся личиком в Кристинино плечо.
– Слава богу, – тихо говорит она Софии. – Если бы ты только знала…
София протягивает руки и берет малыша.
– Какой красивый малыш. Мама, я не понимаю. Как это могло произойти? Что случилось с Сабиной?
Маленький мальчик вырывается и возвращается к Кристине. Господин Розенталь сникает, съеживается, как от удара.
– Нам лучше присесть.
Мама отворачивается поставить на огонь чайник, и, кажется, это нехитрое занятие полностью поглощает ее внимание. София, взяв Мишу за руку, ждет ответа. Отец растерянно трясет головой, подбирая слова, прежде чем начать разговор.
– Сабина и Лютек переехали в собственную квартиру, совсем маленькую, но это был просто подарок судьбы, их устроил туда один хороший друг. Знаете, ведь люди здесь вынуждены ютиться по шесть, по восемь человек в комнате.
– Нужно было оставить ее при себе, – перебивает его госпожа Розенталь. – Тогда бы я заметила, что с ней творится, да упокоится ее душа.
– Моя красавица. Увольнение из салона надломило ее, она так и не смогла избавиться от раны в душе. Вдруг оказалось, что и волосы у нее не те, и нос не тот, да еще повсюду появились плакаты с уродливым евреем со вшивой бородой – с этого все и началось. Сабина никогда не была такой сильной, как вы с Кристиной. Жилось нам очень трудно. Мы часто голодали… Да, так и было… Придется им сказать правду, мама. Однажды вечером Сабина пришла к нам. Предложила продать все что есть, устроить шикарный ужин, а потом всем вместе покончить с собой. Ее слова мы не приняли всерьез. У всех здесь время от времени возникают такие мысли. Нам показалось, она в конце концов успокоилась. На следующее утро она пошла продавать часы, чтобы купить ребенку морковь, ведь ему нужны витамины, но на рынке у нее украли кошелек. Вырученные за часы деньги пропали. В тот день она попросила нас забрать малыша к себе. Мы ничего не знали, а она поднялась на крышу. Вынула ленту из волос, завязала ею глаза. А потом…
Отец умолкает.
София зажимает рукой рот.
– Так она покончила с собой?
– Ее похоронили на краю кладбища, – с трудом произносит госпожа Розенталь. – Самоубийцы должны лежать вдали от всех. Бедная моя девочка.
Они сидят за столом в молчании. С улицы доносится шум голосов, резкий и назойливый.
– Не понимаю. Ничего не понимаю. Если все так плохо, то как вы справляетесь, как достаете еду? – спрашивает София.
– Сначала продавали бритвенные лезвия. Помнишь Сэмми? Он еще вздыхал по тебе, София. Перед отъездом из Варшавы он закрыл свою фабрику бритвенных лезвий и отдал нам оставшиеся запасы. Это было целое состояние. Типография Лютека выпустила конверты для лезвий. Ночи напролет мы все раскладывали лезвия по конвертам. Потом продавали их. Так продолжалось какое-то время.
– А сейчас?
– Кристина работает официанткой в кафе на Сенной. Лютек живет у школьного друга, который дает ему работу. Вы же видите, у нас негде. Когда может, он приходит и приносит немного еды для малыша. У нас еще остались вещи, которые можно продать, если понадобится.
Господин Розенталь достает карточку с аккуратными рядами черных звездочек и кладет ее на стол.
– Это полная ерунда, но вам придется зарегистрироваться, чтобы выдали такие же карточки. И тогда вы сможете получать еду. Чтобы умереть с голоду, вполне достаточно. Двести калорий в день. Люди в гетто все еще живы только потому, что есть контрабандисты, которые провозят сюда еду.
Глаза госпожи Розенталь наполняются слезами.
– Многие из них еще дети. Если их ловят, то избивают и отправляют в тюрьму.
– Почему же я видела людей в нарядной одежде, будто и не из гетто? Как же у них получается?
– Да, и как же у них получается жить в ладу со своей совестью? – бормочет господин Розенталь. – О, если вы богаты, если у вас карманы полны денег и вы с радостью позволяете нацистам запустить туда руку, то можете провозить сюда что угодно. Коньяк, меха. Здесь есть маленькие ресторанчики с шампанским и модными женщинами – за закрытыми ставнями, конечно. Вы еще услышите два громких имени, Кон и Хеллер. Два самых главных жулика в Варшаве.
Читать дальше