Юлия Верба - Троеточие… [litres]

– Ксеня, Ксеня, послушай меня…

Ксюха не отвечала. Глаза пустые. Слезы текли по щекам, по шее, по атласным отворотам халата… Она их не вытирала, только иногда смаргивала, но не отряхивала.

– Самолет нарушил государственную границу США, был обстрелян американскими ПВО и был сбит… сбит… где-то на их территории. Вот… – Она наконец хрипло заговорила, трясущимися руками подняла мятую газету и ткнула пальцем в крошечную заметку: – Вот и в газете написали… Но я знаю… Саша… Он как папа… Это был папа. Папа – птица… Сашка его судьбу повторил… Все, как тогда…

Панков испуганно покосился на Женьку. Та молча кышнула на него рукой:

– Выйди! – И бесцеремонно добавила: – И дверь с той стороны закрой!

– Ксюха, что ты несешь? Какая птица? Какой папа? Папа умер полвека назад.

Ксеня повернулась:

– Люди после смерти становятся птицами и прилетают в новых людей… Мне шаманка на Сахалине сказала… И что папа и мама станут птицами. Это папина душа была в Сашке… И опять самолет… И опять рано…

Женька скрипнула зубами:

– Что за бред? Не похож твой Сашка на нашего папу ни внешностью, ни характером, ничем. Чушь не городи…

Ксеня сморгнула, очередная волна слез полилась через край:

– Птица… Самолет… Теперь Сашенька на небо улетел… Как жить, Женька? Зачем?..

Женька только сопела и молчала. А потом пересела напротив Ксени, загородив портрет с кисейной черной косынкой на углу.

– Значит, так, – заговорила она. – Узнаю руку мастеров. Слушай сюда. Никакого папы, никакой птички. Это точно Петька номер два.

Ксеня всхлипнула:

– Он тоже взорвался? Заживо взорвался?

– Если ты кому-то ляпнешь хоть слово, я тебя убью, – процедила Женька. – Петька, сука, жив.

– Как? – Ксеня от удивления вдруг пришла в себя и сфокусировала взгляд на Жене. – Как жив?

– Приезжал в пятьдесят шестом, – хмыкнула она. – Посмотреть на нас. Тварь. Пятнадцать лет. Сука, почти пятнадцать лет я его оплакивала!.. А он в Германии. Разведчик хренов!..

Ксеня резко наклонилась к Жене:

– Ты что думаешь… думаешь… Сашенька? Он…

Женька уже пришла в себя.

– А ты как думала? С такой карьерой? Он что учил-то? Английский? Ты думаешь, любого вот так в его годы на международные гульки пускают? Да он завербован был чекистами еще на первом курсе! Он же чистый иностранец по морде, про языки вообще молчу.

– А Петька… А похоронка?.. – Ксеня все не могла прийти в себя.

– А что похоронка? – усмехнулась Женька. – Через два года пришла. А там же как: нету тела – нету дела… Взорвался он… а потом в другой стране с новыми документами и новой… – Женька сглотнула, – и новой семьей. Родину, сказал, защищает. Где там, говоришь, самолет сбили? Над Америкой? Мою историю не напоминает?

– Он бы… он бы… – мертвыми губами пыталась произнесла Ксеня.

– Ничего бы он не сделал, – жестко сказала Женя. – Вот тогда бы точно убили. А ты бы точно не скорбела так. Работа у них такая. Безжалостная. К родным.

– Так ты думаешь… – Ксеня подняла запухшие глаза. – Ты думаешь, Сашенька на задании?

– Как там его называли в его блатном инязе? Испанец? – Женька, хмыкнув, обернулась на портрет. – Я бы на твоем месте траур этот мещанский убрала. Вот поверь. Жаль, мне никто не шепнул тогда, в сорок четвертом. Я бы хоть дышать смогла. Так что давай, собирайся в кучу. Тебе его долго домой ждать. Готовься. Десантировался твой Сашка, теперь минимум лет десять будет отрабатывать. Так что сделайте одолжение, Ксения Ивановна, подвязывайте с истериками и членовредительством, а то куда он вернется? К кому?..

Панков даже не представлял, какой чудотворный терапевтический эффект окажет утренний визит мадам Косько. Его убитая, потухшая жена вдруг улыбнулась и попросила у него прощения, что так напугала.

Проходя мимо комода, она снимет черную кисею и, поймав удивленный взгляд Панкова, отрежет: – Нету тела – нету дела. Сашенька вернется. Он на задании. Он точно успел десантироваться…

На третий рейс заготовки для ножей Ваня Беззуб отказался закупать, чем несказанно огорчил своих поставщиков, накопивших к его приезду приличные запасы железок. Не помогли ни уговоры, не демпинг – у Ваньки была железобетонная отмазка:

– Замел меня помпа, доложил старпому, вызвали на ковер, пообещали: еще хоть раз – и доложат капитану, а там разговор один – на берег, с «волчьим билетом». А я уже один раз залетал. Пятнадцать лет на берегу. Второго раза не будет, не допущу. Авансы, само собой, остаются у вас, в счет компенсации.