Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Лицо Шандора окаменело, он слушал с напряженным вниманием. Залпом осушив один за другим два стакана вина, он запальчиво, почти грубо выпалил:

— Вы там, в центре, здорово прошляпили! — И, помолчав, спросил: — Ты, часом, сюда не прихватил несколько листовок? По крайней мере будет что читать в горах. — В его словах звучала издевка и скрытый упрек.

Издевка Шандора подействовала на меня, как запальный шнур на взрывчатку. И все, что накипело у меня за минувшие дни — стыд, укоры собственной совести, терзавшие меня сомнения, — прорвалось наружу:

— Кто это «вы»? — Шандор, оторопев, вытаращил на меня глаза и ничего не ответил. — Ну, выкладывай! — повторил я, повысив голос. — Кто это «вы»? Я хочу знать! А сам ты не принадлежишь к этим «вы»? К тем, кто здорово прошляпил? По какому праву ты так говоришь? И вообще, что это за наглый тон! — Я понимал всю нелепость своего поведения; но, памятуя о том, что клин клином вышибают, я сознательно старался еще больше распалить себя. Я орал и бил кулаком по столу: — Тебе не хочется подыхать! Бежишь прятаться в горы! А вместо тебя пусть другие подыхают… Чтобы ты потом вылез из своей берлоги и нагло заявил: дескать, вы там, в центре, здорово прошляпили!.. Да и как же иначе, ведь ты уже совершил свой геройский подвиг! Увел корову со двора дядюшки Штейнера! — В дверях показалось испуганное лицо Марты. Я рявкнул на нее: — Уйди отсюда!

Шандор, бледный, насупившись, смотрел на меня; я заметил, как в его взгляде сверкнула искорка ненависти. Я чувствовал, что он видит во мне сейчас только барина, по-господски одетого горожанина и люто ненавидит. Как Лаци Вёльдеши, которому собирается кое о чем напомнить при случае. Мы в упор смотрели друг на друга, долго не отводя взгляда. Я ждал, что он вспылит, вскочит в ярости и вышвырнет меня из дому вместе с женой и детьми. Ведь мы сидим у них на шее вот уже несколько месяцев как нахлебники.

Он действительно встал, постоял немного, дрожащими руками ухватился за край стола, словно собираясь опрокинуть его. Зловещий блеск в его глазах медленно погас.

— Не извольте обижаться на меня, — проговорил он хриплым голосом.

Не уязвленное самолюбие, а смирение прозвучало в этом обращении. Не проронив больше ни слова, он вышел из комнаты.

У меня остался горький осадок на душе. Победа совсем не радовала меня. Пожалуй, было бы даже лучше, если бы он в самом деле опрокинул на меня стол.

Бедняга Габор Йенеи, растерянный, сидел рядом со мной. Он наливал из бутыли и пил, причмокивая, вино.

— А и впрямь малость пощипывает, — сетовал он.

— Будь здоров! — брякнул я своим стаканом о его стакан. И сразу почувствовал всю постыдность и нелепость этой выпивки вдвоем. Я невольно подумал о том, что теперь уже действительно ничего не остается, как завтра же собраться и всей семьей уехать в Пешт.

Йенеи все сидел и сидел и рассказывал, как вчера уехали Перлаки и вывезли из усадьбы добро на двух грузовиках, рассказывал со всеми подробностями, но я не был в состоянии вникать в его слова. Лишь вопрос, заданный им напоследок, вывел меня из оцепенения.

— А что будет потом?

— Когда потом?

— Ну… после перемен…

Я вспомнил смиренный взгляд Шандора.

— Не знаю, — сказал я устало. На самом деле, как все сложится, если даже такие люди, как Шандор… Неужели Геза все-таки прав?

В дверь постучали.

В комнату, учтиво пропустив вперед мою жену, вкатился толстый Карой Блашко, старший писарь сельской управы. «Однако у него неплохо работают осведомители», — подумал я. У Марты лицо было встревоженное. У меня тоже напряглись нервы.

До сих пор мне еще не приходилось встречаться с писарем; я скорее избегал, чем искал знакомства с ним. Иногда, да и то издали, видел, как он по вечерам, заложив руки за спину, выставив вперед свое кругленькое брюшко, прогуливался по деревне. Как хозяин по своей вотчине. У деревенских сложилось о нем такое «диалектическое» мнение: «Человек он неплохой, но лучше, если бы провалился в преисподнюю».

Широко улыбаясь, он протянул руку — сначала мне, потом Йенеи.

— И вы здесь, сынок? — обратился он к Габору. — Пришли потолковать о том о сем? Хе-хе-хе! — рассмеялся он булькающим смехом, как породистый зобастый голубь. — Прошу прощения за беспокойство.

— Я как раз собрался уходить, — сказал Йенеи, поднимаясь, и попрощался с нами обоими.

— Как знаешь, сынок, — бросил ему вслед писарь. — Действуй с умом, смотри не оплошай, будь осторожен! Я, к сожалению, обязан был вручить тебе повестку.