Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Про клад не слыхал, — буркнул Пишта.

— Пишта нынче другим занят. Зачем ему клад?

— Неужто ничего не слыхал? — все еще недоумевая, переспросил Анти Кесера.

— Говорю, не слыхал, значит, не слыхал.

— Давеча приходил сюда мой куманек Бако. Он подрядился на хутор Бенкё. Вот и заглянул по пути из села. С тобой хотел повидаться. Говорит, на Харангошской пустоши, возле омута, народу видимо-невидимо…

Слабо шуршала впитавшая вечернюю сырость солома. Казалось, даже голоса людей звучат приглушеннее, словно они тоже отсырели. Взволнованный Анти Кесера не преминул поделиться со всеми последней новостью. Он рассказал, что здешний помещик, граф Вайнштейн, будто решил тайком вытащить из омута колокол. Уже отыскали место, где был заброшенный старый колодец, и человек десять дворовых принялись откапывать его по ночам. Им посулили по десять хольдов земли, если будут держать язык за зубами. Даже графское стадо оттуда отогнали, чтобы пастухи ничего не заприметили и не догадались о барской затее. Дни и ночи копали дворовые. Вырыли из колодца гору земли. И на седьмые сутки, аккурат в полночь, наконец-то докопались до колокола. Привязали к проушине его толстые канаты, подвели три упряжки волов и принялись тащить. Поначалу все шло чин чином. Но в тот самый момент, когда колокол поднялся до колодезного устья, откуда ни возьмись подскочила к волам черная собачонка и злобно на них залаяла. Волы от испуга рванули, канаты оборвались — и колокол с грохотом рухнул вниз. Как только плюхнулся он на дно, из омута вдруг хлынуло столько воды, что люди и волы едва не потонули. А черная шавка сгинула, как сквозь землю провалилась. Никто так и не заметил, откуда она выскочила и куда потом исчезла.

Вот и вся история, как ее поведал нынче вечером Бако, принесший эту весть из села, и Анти Кесера не прибавил от себя ни единого слова. У всех создалось впечатление, что старик Кесера перенял от своего кума даже дрожащий, полный таинственности голос, потому как не своим голосом говорил. В темноте нельзя было разглядеть ни его лица, ни рта под пышными усами, и поэтому всем казалось, что вовсе это не дядюшка Кесера и даже не кум его Бако рассказывает, а какой-то домовой из их села, говорящий по-человечьи.

С гумна донеслось сонное ворчание мальчишки-погонщика: он бранил лошадей. Видно, они устали и никак не хотели исправно идти по кругу, то и дело останавливаясь пощипать наполовину обмолоченные колосья. Как гласит поговорка, при молотьбе лошадиную пасть не завязывают. На хуторе Салаи им тоже не завязывали пасть. Зато сам хозяин день-деньской неустанно следил за тем, как бы лошади не поживились пшеницей. Ведь ему и зернышко жалко было! Оттого голодные животные норовили ночью наверстать упущенное.

— Да брось ты с ними возиться! — заворчал кто-то на парнишку. — Пусть едят сколько влезет. Небось не твой хлеб жрут — хозяйский.

Но погонщик все не унимался, его выкрики мешали должному обсуждению важной новости. Перестав орудовать вилами, мужики стояли и смотрели вдаль, как путники, укрывшиеся от дождя под деревом, смотрят на новую идущую на них тучу.

— Видать, колдовские чары удерживают колокол…

— Нет, это уже не чары. Колдовская сила вся вышла…

— А коли так, что ж тогда не пускает?

— К нему приставлен дух-стражник, он и не пускает. Становится поперек всякому, кто не имеет прав на колокол.

— То-то и оно, что граф не имеет на него прав.

— Нисколечко не имеет. Ясно как божий день.

Помолчав с минуту, принялись за мирского старшину: кто, как не он, во всем повинен.

— Ох и паршивец этот Анти Хедеши! Только и знает, что языком чесать. Ему власть дадена, ему правды насчет пустоши и доискиваться.

— Да не хочет он, не хочет!

— А почему не хочет? Вроде бы ему и нам от этого только одна польза? Тут что-то нечисто.

— Он что так, что этак в накладе не останется.

— Это уж точно, своего не упустит. Такое не-раз случалось, известное дело.

— А я вот что вам скажу, мужики: нечего тут ждать. Наша пустошь — и все тут. Возьмем и будем владеть.

— Ишь ты, владеть! У барина силы да власти поболе нашего. Он нас и близко не подпустит к тем местам.

— То, что давеча стряслось у колодца, нам на руку, про нашу правоту говорит.

— Так что с того? — вставил Анти Кесера. — Ну свалился колокол на дно! Поди докажи, отчего он свалился. Мы будем свое говорить, а барин свое. Пора бы в суд обратиться всем миром. Пусть нас выслушает да по совести и справедливости рассудит нашу тяжбу с барином. Пусть заставит его поступить по закону. Верно я говорю, Пишта?