Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Насчет Анти не сомневайся, он маху не даст!

— Я не об нем пекусь, дядя Шандор. Я о тощей скотине своей, пекусь. Мирского старшину найти просто, а вот где волов раздобыть, ежели эти с голоду околеют? Хедеши вместо них не запряжешь! Сам в ярмо тоже не полезешь!

Соседи долго не могли успокоиться. Приустанут, отдохнут с минутку и снова за свое — как дворняжки-пустобрехи. Давно между ними шли нелады и стычки бывали часто. Дома их стояли напротив и, казалось, тоже косились друг на друга. Раздоры между Карбуями и Варгами начались с незапамятных времен и продолжались десятилетиями. Повздорили когда-то их деды, будучи молодыми, как говорится, из-за какой-то занозы от ярма. В общем, никто толком не мог объяснить, из-за чего они поссорились, но обиду затаили, и передавалась она из поколения в поколение. Злопамятные соседи упорствовали в своей непримиримости. С годами вражда поутихла: если деды до конца своей жизни так ни разу и не заговорили друг с другом, то их внуки даже здоровались при встрече и в разговор вступали, но не могли не препираться. Им казалось, что этим они оказывают должное уважение своим предкам.

Однако в нынешней перепалке давали себя знать не только отголоски давнишней родовой ссоры. Сегодня страсти разгорелись из-за весьма злободневных дел. Но всему бывает конец. Заядлые спорщики умолкли, хотя по домам не расходились. Ни сгущавшиеся сумерки, ни мартовский резкий ветер их не пугали. Наоборот, толпа все росла. Ее неумолчный гомон создавал иллюзию приподнятого весеннего настроения у собравшихся.

Меж тем в доме Хедеши усач Мешко уже в третий раз принимался за свой рассказ, и все начинал сначала. Делал он это не потому, что хозяева его не поняли с первого раза, просто у Мешко была такая привычка, и он никогда ей не изменял. Изумление, которое выражали лица слушавших его людей, доставляло ему неописуемое удовольствие. Как же можно было ограничиться однократным сообщением сногсшибательной новости?

— Говорю тебе, Анти, как на духу. Нынче вечером он прибудет сюда. Ежели только ничто не помешает.

— Поживем увидим, Лайош.

Хедеши воли чувствам не давал. Да и положение его не позволяло ему слишком изумляться, только желваки ходили на его скуластом лице, выдавая внутреннее волнение.

— Всенепременно увидим! В моем доме. Как найти, ему было растолковано.

— Смотри не болтай каждому встречному-поперечному.

— Упаси бог! Он не хочет, чтоб его видели случайные люди. Потому решил приехать затемно.

— Надобно оповестить лишь самых надежных. И наказать им, чтоб никому ни слова!

— Это уж само собой. Жандармы всюду шныряют, вынюхивают. След его ищут.

— Оповести только управу, да и то не всех. Матэ Буди в последнее время что-то разболтался. Страсть как хочет старостой стать. Добреньким прикидывается перед этими горластыми голодранцами. Раз уж управа соберется, заодно насчет Харангошской пустоши поговорим.

— Коли так, Буди звать не станем.

В дверь постучали, и в сени вошел чернявый Юхас. Переступив порог, он остановился, щурясь от яркого света.

— Рановато свет зажгли, кум. Никак лампадного масла излишки завелись! Придется другой раз одолжить, когда свои запасы выйдут.

— Кому же охота сидеть в потемках? Не видать, с кем говоришь…

— Было бы на кого смотреть…

— А то как же, не было бы — не глядели.

— А где домочадцы твои?

— С коровами возятся.

Со скотного двора доносилось протяжное мычание коров.

— Весну чуют. Так и рвутся на выгон. Что нового слышно насчет пустоши?

— Ужо и об этом поговорим, — с досадой прервал его Хедеши. — После ужина заглянем к свату, посидим малость, потолкуем.

— Чего вы все тут крутите? Небось ты, Лайош?

— И не крутим вовсе, — лукаво ухмыльнулся Лайош. И после некоторого раздумья, как бы испрашивая разрешения, обратился к Хедеши: — Ему можно?..

— А то как же, говори.

— Но смотри, Юхас, никому ни гу-гу!

— Ух ты! Должно, великая тайна!

— Помолчи, кум, не до шуток! — строго вставил Хедеши.

— Ну ладно, ни гу-гу так ни гу-гу. Сказывай, Лайош! Говори, я, чай, не баба, не разболтаю.

— Нынче вечером сюда пожалует сын Вешелени [31] Вешелени, Миклош (1796—1850) — сторонник Кошута, выступавший до революции 1848 г. за проведение прогрессивных реформ и много сделавший в интересах подъема сельского хозяйства и животноводства в Венгрии. … — благоговейно проговорил усатый Мешко.

Произнеся это, он выпятил губы, словно приготовился упиться неподдельным удивлением собеседника. И он не ошибся: Юхас был крайне поражен, он вдруг пришел в тактов волнение, что стал растерянно топтаться на месте и только было собрался переспросить, кто именно приедет, как усатый плут повторил свою новость: