Артур Феличе - Багровый хамсин

А он, который готовит их всех к этому пути, кто первый налагает руку, чтобы дать им бессмертие через священный обряд бальзамировки, лишен этого права…

И скоро придет срок, когда глаза его увидят в последний раз солнце жизни, и грязное, презираемое тело его сгниет, оставив после себя лишь смрадную кучу гнили.

Работа кончена. Труп разрезан. Но Тинро боится сказать об этом жрецу, заведующему бальзамировкой. Как только родственники покойного узнают, что все кончено, они с криками, угрозами и бранью бросятся на него, как свора гиэн. Таков древний обычай… Парасхитов, по совершении ими обычных разрезов на теле мертвеца, избивали камнями, словно истинных виновников смерти; лишь быстрота ног спасала их от гибели.

Тинро хорошо помнил такие случаи. На теле его не один шрам от жестоких побоев.

Он вздохнул и, втянув голову в плечи, вышел боком за дверь.

Толпа родственников подалась назад с отвращением и, затыкая нос при приближении «нечистого», завыла:

— Убейте, убейте эту болотную гниль!.. Этого смрадного удода с сердцем гиэны!.. Разорвите ему грудь на части, как разрезал он грудь господина нашего!.. Побейте его камнями!.. Растопчите ногами!.. Задушите того, кто взял у нас возлюбленного брата!..

Полетели камни. Тинро метнулся в сторону и побежал к выходу. За ним гнались по пятам. Он падал, поднимался, опять падал, опять поднимался, а толпа молодых, здоровых людей с перекошенными злобой лицами мчалась за ним, швыряя камни, грязь, песок, навоз…

Жгучая боль резанула Тинро по затылку, и он упал на спину…

— Или духи пустыни помрачили ваш разум, — услышал он над собой знакомый голос, — вы избиваете больного старика?.. Прочь!.. Кто бросит еще хоть один камень — не сойдет с места живым!..

Нугри, зашедший, по просьбе Бикит, узнать о здоровье Тинро, стоял перед толпой, приготовив кулаки.

— Ах ты, подлая нечисть!.. — взвизгнула одна из женщин и швырнула в лицо ему горсть песка.

Нугри зашатался от бешенства и бросился вперед. Его схватили, повалили на землю и избили…

Прибежавший на крики отряд «мирных кушитов» увел его связанным к своему начальнику.

Тинро, держась за окровавленную голову, медленно поплелся домой.

Бикит лежала на пороге дома с распущенными волосами, в разорванной, грязной одежде и кричала, как исступленная:

— О господин мой!.. Супруг мой!.. Защитник и опора!.. О-о-о-о-о!..

Соседки, собравшись у нее во дворе, качали сочувственно головами и изредка подхватывали ее горестный крик.

— О возлюбленный мой!.. О свет моих глаз!.. О отрада жизни!.. Господин и супруг!..

Она прощалась с Нугри навсегда. Разве те, кого ссылали в рудники Синая, возвращались назад?.. Нет, они умирали там от голода и зноя, под палками смотрителей!.. Они умирали там, в цепях, от медной пыли и зловредных испарений…

— О мой возлюбленный!.. Как буду я жить теперь?.. Лучше бы я проводила тебя в страну Запада, в сторону Аменти, чем в далекий край Менту… Кто оплачет твой труп, когда глаза твои заволокутся туманом смерти?.. Кто обовьет тебя пеленами?.. Тебя схоронят в грязной шкуре барана, как нечистого иноземца, и ты не достигнешь священного места, ты не будешь в «лодке миллионов», не сможешь лицезреть беспрестанно свет Владыки Аменти!.. О-о-о!.. Супруг мой, возлюбленный, мертвый без смерти, погибший без времени!..

Нугри был жестоко наказан за свою дерзость в «городе мертвых». Его заклеймили каленым железом, как важного преступника, и приговорили к работе в синайских рудниках на десять наводнений. Такого срока не выдерживал еще ни один преступник.

Не прошло и нескольких дней, как его отправили поздней ночью с партией ссыльных через болота Та-мери и пустыню к берегу Тростникового моря, откуда корабль перевез его к месту ссылки.

Бикит не позволили даже проститься с ним, — она лишь издали смотрела, как ссыльных согнали на корабль и, под вой жен и детей, отправили в далекий, скорбный путь…

— О Нугри, отец моих осиротевших детей!.. За что боги допустили совершить над тобой такое злодеяние?.. — кричала в отчаянии Бикит.

Соседки старались ее поднять, но она отбивалась от них и колотилась головой о землю.

— Полно, Бикит, — ты всегда утешала нас, а теперь сама кричишь, как телка под жертвенным ножом… Полно, смотри твои гуси вошли в дом и клюют твое зерно… Твой Гани голоден и просит молока… Опомнись. Бикит!..

Она не слушала их и не переставала рыдать.

Тогда соседки решили оставить ее в покое. Пусть выплачет все слезы, — так даже лучше. Они сели в кружок вокруг Бикит и стали судачить.