Артур Феличе - Багровый хамсин

«Семер» взглянул на свое отражение и, сжав резную ручку в форме бога Беса, вздохнул.

— Жизнь прекрасна, мой друг, — сказал он, — но время подтачивает даже корни у кедров в «Стране террас», и бремя его тяжелее всякой ноши… Сегодняшней ночью Бес был ленив и плохо отгонял от моей постели злых духов… Я еду во дворец разбитым и усталым… Из-под румян сквозит бледность моих щек… Это может не поправиться молодым глазам «благого бога»… Юное солнце, сверкающее над нами с трона обеих стран, любит веселье, и голос больного старика может не дойти до его царственных ушей… Я оставляю тебя, мой друг… Поговори с этими голодными ослами, пообещай им хоть горы зерна… Царица не должна застать у ворот моего дома ни одного лица, запачканного пылью и грязью построек…

Носилки унесли Нахтмину тайным ходом во дворец, а Пенроирит сошел вниз к шумевшей толпе.

Нугри проклинал трусов.

Толпа разом отхлынула, когда на подмогу нубийцу из ворот вышел целый отряд стражи.

— Кого вы боитесь?.. — кричал Нугри жавшимся в кучу каменщикам. — Неужели вот этой горсти иноземных псов?.. Да засыплет западный ветер ваши жилища, подлые трусы!.. Я не Монту, чтобы биться один за всех!.. Или палки уже насытили вас вместо зерна, и вам хочется лечь скорей на цыновки, как после обильной пищи?.. Или плач голодных детей больше не доходит до ваших ушей?.. Или вы, подобно ослам, позволите содрать с себя кожу и издохнете на голой земле?.. Доколе же вы будете терпеть, опустив головы, словно волы, запряженные в ярмо водокачек?..

Стража раздвинулась, пропуская Пенроирита. Мягкий, вкрадчивый голос писца остановил Нугри.

— Друг мой, не подзадоривай их к насилию. Дела ваши вовсе не так плохи, как вы полагаете. Великий Нахтмину, заботясь о вас, как о родных детях, только что выехал во дворец и не позже полудня привезет вам благую весть…

Нугри злобно расхохотался.

— А надолго ли она нас насытит, эта благая весть?..

— За благой вестью всегда следуют благие дела, — возразил спокойно Пенроирит.

— Благих вестей и благих обещаний мы слышали не мало с начала построек, а вот зерна, овощей и масла мы не видали уже много дней!..

— Верно!.. Верно!.. Истинно так!.. — подхватила толпа. — Пойди, подсчитай по спискам, сколько умерло из нас с начала построек!.. Скольких унесли без памяти!.. Скольких убил зной и жажда!.. Скольких из нас не хватает из-за голода и тяжести камней!..

— Наши семьи питаются лишь сердцевиной папируса да волчьими бобами!..

— Наши жены и дети стали похожи на мумии!..

— В наших домах — пустыня!..

— Вокруг нас по ночам бродят шакалы и воют, — они чуют близость новых смертей!..

Пенроирит жестом остановил крики.

— Не мне выслушивать о ваших несчастьях, друзья мои и братья, — не мне, который скорбит о вас и стоит всегда на вашей стороне, а в дни раздач отмеривает вам зерна больше, чем записывает в списки…

Толпа замолчала. В уставшие от каждодневного недоедания и двухчасового непрерывного крика головы закралось сомнение: когда же это обмеривали зерно в их пользу?..

— Мы не помним прежних дней, — резко крикнул Нугри. — Нам не додали пятидесяти мешков зерна в последнюю раздачу, и голод привел нас сюда!.. Скажи начальнику, что мы не станем больше работать!..

— Да, мы не будем больше надрывать силы, таская камни!..

— Нас кормят хуже ослов, а требуют работы, какой не выполнить и ослам!..

— Еще бы! ослов ведь дороже кормить, чем нас!..

— Мы не станем больше работать!..

Пенроирит не слушал их.

— Сегодня терпению моему, как и вашему, пришел конец, — продолжал он уверенно, — и я пошел к начальнику. «Эти люди голодны, — сказал я, — они не хотят больше работать. Надо пойти во дворец и просить выдать им сверх следуемой платы еще двадцать лишних мешков зерна и столько же мер масла»…

Нугри вышел вперед.

— А ты не лжешь нам, как они?.. — крикнул он, показывая на дом Нахтмину. — Все «рпат» лгут, когда дело идет о нас, и каждый из них тянет в свою пользу.

Пенроирит подошел к каменщику и положил емуруку на плечо.

— Зачем мне лгать и тянуть сторону «рпат»?.. - сказал он. — Ведь я — ваш… я простой «неджесу», — такой же, как и вы… Подобно вам, я питаюсь трудом своих рук… Моя «каламама» — ваша мотыга и резец…

Нугри недоверчиво оглядел его белую чистую одежду, его гладкую кожу, умащенную ароматом мирры, и усмехнулся.

— «Каламама» растет среди болотных камышей, а мотыга — на огне кузницы… Спина осла гнется под тяжестью ноши, а спина антилопы пряма как струна лютни… Писцу не смешаться с каменщиками… Тебя узнает среди нас и слепой… Не лги!..