Татьяна Кононова - На заре земли Русской [СИ]

— Я-то тебе, княже, верю, а что до твоей просьбы, так это устроить нетрудно. Скажу ей, как все вместе соберемся.

— Спасибо тебе, Вячеслав Ярославич, — Всеслав улыбнулся краем губ, поклонился, приложив ладонь к груди, и неспешно направился к выходу из гридницы. Александра застыла, точно к месту пришитая, сердце забилось загнанной птичкой, в голове все спуталось от тревоги, и княжна едва успела отскочить от распахнувшейся настежь двери. Оказалась почти рядом с князем и вдруг почувствовала себя такой маленькой рядом с ним: едва до плеча ему доставала. Всеслав молча посмотрел на нее, чуть заметно усмехнулся.

— Прости, — с трудом выдохнула Александра, мучительно краснея. Это ведь надо было так! И слыхала же, что разговор к концу близится, а не ушла. Стыд-то какой…

— Не стой здесь, — ответил Всеслав. — Сквозит.

А потом, не говоря ни слова более, пошел дальше, и Александра, рассеянно глядя ему вслед, еще будто бы слышала его негромкий и спокойный голос и все никак не могла унять бешеный стук сердца.

Слуга-стольник проводил гостя в приготовленную ему на ночь горницу, отдал пару восковых свечей и, почтительно поклонившись, ушел. Всеслав зажег одну свечу, осмотрелся: небольшая горница, но вполне чистая и уютная. Окошко, выходящее на двор, иконы в красном углу на белоснежном рушнике, широкая постель с вышитым покрывалом, а более ничего и не нужно. Он скинул алое корзно и кафтан — ночи стояли по-летнему жаркие и душные — и подошел к окну, распахнул его, впустил в горницу свежий ночной воздух. Откуда-то вдруг потянуло легким теплым ветерком, и тут же невольно вспомнилась юная княжна Александра, которой он не велел на сквозняке стоять.

Подслушала, поди, разговор их с князем Вячеславом. Ну да ничего: еще почти девчонка, все мимо ушей пропустит, а коли и не пропустит, то все равно мало что поймет. Вот разве что про сватовство могла услыхать и не поняла, с чего бы так, верно: не знает ее почти, а уже в жены просит. Нехорошо вышло… Но, впрочем, иного выхода нет ни у него, ни у нее: дружба со Смоленском Полоцку только на руку, а венчание скрепит этот договор. Не люб он ей? Это, конечно, может быть. Но оставалась надежда, что узнают друг дружку поближе, а там и свыкнутся, и жить станут в согласии.

Хороша Александра! Хороша, и тут уж спорить не с чем. На первый взгляд — обыкновенная, росточку невысокого, с длинным волосом цвета пшеницы и большими глазами, как озера, да вечно испуганными. Мало ли таких девок на всем севере, да и на всей Руси православной? А все же что-то в ней было иное, чего князь и сам не мог себе объяснить. Молода она еще, не понимает многого, а взор уже твердый и какой-то не по-детски глубокий. Не печалилась бы ни о чем — так бы не глядела.

Четыре дня пролетели быстро, как один. Ничего особенно примечательного, кроме сговора и подписанной бумаги о мире между Смоленском и Полоцком на долгие солнцевороты вперед, не свершилось, и ни Всеслав, ни Александра их толком не запомнили. Княжна знала по рассказам матери и замужних подружек, что до венчания ей положено плакать, а только слез не было. Ни слез, ни радости особой, и она ходила, точно в воду опущенная, погрустневшая, молчаливая.

Спустя четыре ночи настала пора уезжать из Смоленска, и тогда только юной княжне стало боязно. Девицы из прислуги помогли ей переодеться в алый праздничный наряд, вплели в косу ленту, означавшую, что княжна помолвлена, набросили на голову белоснежное покрывало, закрепили тонким серебряным очельем.

— Ну, ласточка, помолись, да и пора, — старая травница, бабка Ведана, перекрестилась сама и перекрестила девушку. Та молча поклонилась иконам, прикоснулась губами к своему серебряному крестику и медленно вышла из горницы. Вслед сыпали пшено и просо, заунывно тянули песни, как положено, устилали дорожку алыми лентами, бросали под ноги серебро и злато, на разные лады желали счастья, достатка, крепкой и доброй семьи. А Александра не видала ничего перед собою: слезы застилали все, и она с трудом удерживалась, чтобы не всхлипывать на глазах у родителей, подружек, дворни. Остановилась перед Всеславом, опустила взор, даже боясь вздохнуть лишний раз. Он взял ее за руку, бабка Ведана как старшая замужняя жена обернула их руки белоснежным рушником с алой вышивкой. Молодые поклонились родителям княжны, опустились на колени, князь и княгиня благословили их.

— Помни, Всеслав-княже, наш уговор, — сказал Вячеслав, когда они поднялись. — И я помнить буду.

— Благодарю тебя, — ответил тот просто.