Татьяна Кононова - На заре земли Русской [СИ]

— Не ко времени ты, Радомир Евсеич, о свадьбе речь повел, — нахмурился молодой князь. — С юга кияне вот-вот придут, с севера новогородцам помогать надо. Удел бы не потерять, а ты о свадьбе.

— Сам посуди, княже, — Тимофей вдруг понял, к чему клонит его товарищ. — Смоленск — град сильный, на ногах стоит крепко, врагов у него, почитай, нет вовсе, а мы с ним в мире живём. Женишься на дочери смоленского князя — поддержкой отца ее заручишься. Друзей лишних не бывает.

— Это верно. Враги кругом, а друзей по пальцам перечесть можно, — Всеслав встал, сдвинул подсвечники, свернул берестяной свиток и перевязал его бечевкой.

— Одна надежда на то, что Ярослав-княже против ваших сеч будет, как и ранее был, — промолвил Радомир. — Правда, стар он уже, Изяслав без него все решает. Знает, что ему вскоре великое княжение Киевское принимать, вот и…

Он не договорил, махнул рукой, нахмурился, посмотрел куда-то в сторону, вспоминая про себя старшего сына Ярослава нелестными словами.

— Новгороду защита нужна, а мы должны помочь, — сказал Всеслав спустя некоторое время молчания. — Но и в одиночку нам не справиться. Пошли к Вячеславу Ярославичу Смоленскому гонца, вели передать, мол, полоцкий князь руки его дочери просить желает. А о том, о чем ты мне сказывал только что, я с ним сам поговорю. Выйдет по-твоему — хорошо, не выйдет — вины нашей в том нет.

С этими словами он отпустил обоих сотников, а сам, погасив свечи, прошелся из угла в угол по широкой горнице. В окна заглядывала холодная северная ночь. Тонкий месяц серебряным серпом застыл на бархатном небосклоне, сплошь усеянном звездами. Город спал. Где-то вдалеке хрипло лаяла собака, рвалась с цепи. В некоторых окошках все еще виднелся мутный желтоватый свет от лучин.

Всеслав вышел на крыльцо, прислонился спиной к резной деревянной свайке, осмотрелся. Легкий ночной ветерок бросил на лицо пару темных русых прядок, распахнул плащ, словно алые крылья. Сколько бы ни готовила судьба походов, испытаний, искушений, он бы ни за что не променял свой северный Полоцк на какой-либо иной город или удел. Здесь он родился и вырос, здесь княжил горячо любимый отец, здесь несколько солнцеворотов назад был заложен третий на всей Руси собор Святой Софии.

А еще здесь, в Полоцке, существовал свой бог. Жителей удела не называли однозначно ни православными, ни погаными: у каждого была своя вера, своя дорога. Не секретом было для Всеслава, что в лесу, за городскою чертой, давно стоит пантеон языческих богов, и люди кланяются Перуну, Ладе, Велесу. Знал он и то, что про него самого в народе всякие слухи ходят: что он, мол, чародей, или, еще того лучше, оборотень. Но князь не придавал этим слухам значения. Неправде к чему верить?

Он был уверен в одном: Владимир Святославич, Креститель, был его прадедом, княжил в Киеве, а значит, права на престол великокняжеский были и у него, почти такие же, как и у родных детей князя Ярослава. Ни отцу, ни деду, такая честь не выпала, но он ничем не хуже их, да и, по правде говоря, давно пора положить конец усобицам на родной земле. Изяслав, сын Ярослава, не смог — значит, он сможет.

По дороге к смоленской земле и сам князь, и дружинники почти все время хранили молчание. В длинном, растянувшемся строю кое-где были слышны разговоры, тихонько позванивали стремена, изредка хрустели ветки под тяжелыми конскими копытами. Почти всю дорогу полоцкий князь думал о предстоящем сражении: рано или поздно, сейчас или через несколько солнцеворотов, оно должно было произойти неминуемо.

С Изяславом друзьями они никогда не были, Всеслав чтить его отказывался, впрочем, как и киевляне, и новогородцы. Изяславу же не важна была власть, ему хотелось иметь осознание этой самой власти, и, хотя об этом не говорили, он в скором времени должен был получить ее, причем в весьма немалом количестве. Братья Святослав и Всеволод удовольствовались лишь уделами, но они были менее горды, жестоки и заносчивы, и Всеслав, будь он на месте Ярослава, с куда большей охотой отдал бы великое княжение кому-либо из младших братьев, хотя и по писаному закону престол наследовал старший сын, за отсутствием такового — брат. Сам же Всеслав приходился Ярославу каким-то очень дальним родственником, он и сам толком не помнил, кем, потому на Киев рассчитывать ему не приходилось, да и не хотел он. Не по нем держать ответ за власть над всей христианской Русью, и для того, чтобы править ею, нужна была жесткость и умение подчинять, которых у Всеслава не было. Он не стремился владеть всеми землями, кроме Руси северной, в Полоцке родился и в нем же остался княжить, защищал его, самым лучшим украшением своего города считал прекрасную Святую Софию. Она хоть и не была еще достроена, но жители удела уже знали, что второго такого храма на всей Руси с этой поры не будет.