На двор опустилась теплая летняя ночь. Откуда-то потянуло ветерком, лесной прохладой. Парни начали надевать плащи и шерстяные кафтаны-накидки без пуговиц, девицы — кутаться в платки и шали. Долгое застолье подходило к концу. Кто-то еще пил, кто-то — заснул прямо там, где и сидел. Князь Вячеслав подошел к гостю, тронул его за плечо:
— Идем, потолкуем. Я чай, не просто так ведь приехал.
Они вышли, направились к лестнице, ведущей на второй пол терема, в личную горницу князя. Поняв, что на нее уже никто не обращает внимания, Александра выскользнула из-за стола и пошла за ними.
Зачем? Она бы и сама не могла дать ответа. Любопытно, да и боязно немного. Обыкновенно к отцу мало кто приезжал, да с дружиной и с боярами, да еще и не одним днём. Полоцкого князя она не знала, никогда его не видела ранее, только как-то слыхала, что о нем в народе говорят: что он, мол, каждую ночь волком оборачивается, а дружина его — черными воронами, и обходят они удел с дозором, ищут врагов, а поутру, лишь заря займется — возвращается князь в свой терем уже человеком. Мало в это верилось, невесть откуда взялись слухи, а только княжна помнила его взгляд: пристальный, внимательный, от которого ей стало как-то не по себе, и она уж сама не знала, чему верить.
Прижав ладонью широкие золотые запястья [1] Запястья — украшения, поддерживающие рукава платья.
, чтобы не звенели при каждом шаге, Александра, осторожно ступая мягкими сафьяновыми сапожками по скрипучим половицам, подкралась к отцовской горнице. Дверь была заперта неплотно, из тоненькой щели между нею и бревенчатой стеной на пол падал ровный отблеск от свечи. Девушка почувствовала, что сердце колотится быстрее обыкновенного, а щеки невольно заливаются румянцем. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Александра подошла совсем близко к двери и, затаив дыхание, прильнула к теплому дереву, пахнущему смолой, прислушалась.
Говорил больше гость. Отец нет-нет да и отвечал ему, соглашался или спрашивал что-то. Они говорили о других уделах, о стольном Киеве, о ссоре с князем Изяславом и о возможности скорой сечи. К чему был этот разговор? Княжна и сама не знала. Они с матушкой оставались далеки от дел отца, их заботой был светлый и теплый дом, встреча гостей и рукоделие долгими вечерами. И если с матерью отец еще и говорил о чем-то таком, то с юной дочерью — никогда.
Невольно задумавшись о такой несправедливости, она заслушалась и вовсе забыла о том, что прячется. Голос у гостя был красивым: спокойным, размеренным, твердым, с легкой хрипотцой, будто после простуды. И очнулась от мыслей своих девушка только тогда, когда Всеслав, помолчав недолго, промолвил:
— А дело-то, княже Вячеслав Ярославич, такое… Я прошу в жены твою дочь.
Александра вздрогнула и прижала ладони к вспыхнувшему лицу. Широкие, узорчатые височные кольца прохладой металла прикоснулись к пальцам, и мурашки рекой хлынули по коже: то ли от испуга, то ли от холодного прикосновения. Что же ответит отец? Неужто согласие свое даст? А ведь она ни за кого не просватана, а ей уж сказывали, пора, мол, уже не девчонка маленькая. Да только как же это… они ведь друг дружку и не знают совсем, и видали-то от силы только раз. Александра гостя и вовсе не запомнила, запомнила только голос его и пристальный, суровый взор.
— А не боишься? — задумчиво ответил князь-отец.
— Чего мне бояться?
— Сватались к ней, да уже не единожды, — вздохнул Вячеслав, понизив голос. — А после отрекались да отворачивались. Сказывают, нечистым меченая. Мы и к лекарям, и к знахаркам, они все одно. Она не подает виду, конечно, но третьего позора сама не переживет. Не за свою честь тревожусь — за ее.
Александра всхлипнула за дверью и тут же испуганно зажала себе рот ладошкой, чтобы не услышали ненароком. Это правда… Ей и самой не верится, а в начищенных блюдцах или в чистой, прозрачной водной глади видит эту тёмную отметину. Прячет под звонкими бусами и ожерельями, и в холод, и в жару не раскрывает воротник вышитый, да ведь все равно замечают. Злые, досадные слезы поползли по щекам. И что за грех она такой сотворила, что на свет появилась такая сразу?
— Мне, Вячеслав Ярославич, бояться нечего, — промолвил наконец Всеслав. — Слыхал бы ты, какие обо мне слухи в народе ходят, и не говорил бы про нечистого.
— Слыхал, — откликнулся хозяин. — Сам-то в это веришь? И при том, поди, православный?
В щелку между дверью и стеной Александра увидела, как Всеслав поднялся с лавки, огляделся в поисках икон и перекрестился, обратившись к лику Господа. Вячеслав Ярославич понимающе кивнул.
Читать дальше