Офицер снова затряс мальчика, пока не добился своего: Жоан повернулся к нему. С отсутствующим взглядом, стуча зубами, он непонимающе смотрел на офицера.
— Кто это был? Почему он сжег твоего отца?
Жоан даже не слушал его. Он дрожал всем телом и молчал.
— Он не может говорить, — вмешалась женщина, которая велела Арнау бежать. Ей чудом удалось вытащить Жоана, которого как будто парализовало, из пламени. Конечно, она узнала в Арнау мальчика, просидевшего весь вечер возле повешенного. «Если бы я посмела сделать то же самое, — подумала она, — тело моего мужа не гнило бы на стенах города, пожираемое птицами». Да, этот мальчуган сделал то, что хотел бы сделать каждый из родни висельников, тех, кто провел ночь на площади у страшных повозок, а офицер…
Это был офицер ночной охраны, поэтому он не мог узнать Арнау. Для него сыном сгоревшего мертвеца был другой — тот, который находился возле казненного бунтовщика. Женщина обняла Жоана и стала успокаивать его.
— Я должен узнать, кто поджег труп, — твердил офицер.
Он повернулся к людям, смотревшим на обгоревшее тело Берната.
— Что вам еще надо? — пробормотала женщина, заметив, что у Жоана начинаются судороги. — Отпустите его, этот ребенок до смерти напуган, к тому же он голоден.
Взгляд офицера скользнул по лицу мальчика, и он, чуть помедлив, кивнул.
Голод!
Он и сам потерял своего малолетнего сына: ребенок начал быстро тощать, пока его не унесла обычная лихорадка. Его жена обнимала их ребенка точно так же, как эта женщина обнимала испуганного мальчика. Он видел, как она плакала и как мальчик пытался спрятаться у нее на груди…
— Отведи его к себе домой, — сказал офицер, обращаясь к женщине.
«Голод, — пробормотал он, снова поворачиваясь в сторону горящего тела Берната. — Проклятые генуэзцы!»
В Барселоне рассвело.
— Жоан! — крикнул Арнау, открывая дверь.
Пере и Мариона, сидевшие на первом этаже у очага, жестом показали, чтобы он молчал.
— Он спит, — тихо произнесла Мариона.
Жоана привела та самая женщина, и она же рассказала обо всем, что произошло на площади. Старики ухаживали за мальчиком, пока тот наконец не заснул, а потом присели к теплому очагу.
— Что с ними будет? — спросила Мариона у мужа. — Без отца Арнау не продержится в конюшнях.
«А мы не сможем их содержать», — с грустью подумал Пере. Они не могли позволить себе оставить братьям комнату без оплаты и кормить их.
Пере удивился блеску в глазах Арнау. Только что казнили его отца! Кроме того, это именно он поджег его тело, как рассказала им женщина. Откуда же взялся этот жизнеутверждающий блеск?
— Я теперь бастайш, — объявил Арнау, протягивая руку к скудному ужину, оставшемуся на блюде со вчерашнего вечера.
Старики переглянулись, а потом посмотрели на мальчика, который с жадностью ел, сидя к ним спиной.
Как он был голоден! Недостаток хлеба сказался на его здоровье, как и на здоровье всех детей Барселоны. И этот худенький парнишка собирается носить тяжести?!
Мариона покачала головой, бросив недоуменный взгляд на мужа.
— Господу виднее, — ответил ей Пере.
— Что вы говорите? — спросил Арнау, поворачиваясь к ним с набитым ртом.
— Ничего, сынок, ничего.
— Я должен идти, — сказал Арнау, взял кусок черствого хлеба, еще раз откусил от него и спрятал в карман. Желание расспросить стариков о том, что было на площади, было побеждено его стремлением поскорей увидеться со своими новыми товарищами. Помедлив, Арнау решительно произнес: — Расскажите обо всем Жоану, когда он проснется.
В апреле начался сезон мореплавания, прерванный с октября. Дни становились длиннее, большие корабли прибывали в город и вскоре покидали его, и никто — ни хозяева, ни судовладельцы, ни лоцманы — не желали оставаться в опасной близости к Барселоне больше, чем это было необходимо.
Прежде чем подойти к группе грузчиков, которые сгрудились в кучу, ожидая указаний старшин, Арнау с берега полюбовался морем. Его всегда тянуло сюда, но когда он выходил к морю со своим отцом, после нескольких шагов им приходилось поворачиваться к воде спиной.
В тот день Арнау смотрел на море совершенно по-другому: теперь он будет жить благодаря ему!
У пристани, помимо бесчисленного количества маленьких суденышек, стояли на якоре два больших корабля, которые только что прибыли, и эскадра из шести огромных военных галер с двумястами шестьюдесятью шлюпками; на каждой из галер было по двадцать шесть скамей для гребцов.
Читать дальше