Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Здравствуй, Арнау, — сказал он, узнав в нем одного из бастайшей, помогавших церкви Святой Марии. — Что с тобой? — повторил он.

— Мария…

Священник опустил голову.

— Помолимся за нее, — призвал он.

— Нет, святой отец, — воспротивился Арнау, — пока нет.

— Только в Господе ты найдешь утешение, Арнау.

Утешение? Как ему найти утешение в пустоте и одиночестве?

Арнау вновь попытался разглядеть свою Святую Деву, но дым не рассеивался.

— Помолимся, — настаивал священник.

— Что означает ваше заявление о евреях? — перебил его Арнау, мучимый мыслями о том, где искать выход.

— Вся Европа считает, что чума случилась из-за евреев, — ответил священник и, увидев недоуменный взгляд Арнау, пояснил: — Говорят, что в Женеве, в замке Шильон, несколько евреев признались, что чума появилась от одного иудея из Савойи, который отравлял колодцы ядом, приготовленным раввинами.

— Это правда? — спросил его Арнау.

— Нет. Папа простил их, но люди ищут виновных. Теперь помолимся?

— Помолитесь за меня, святой отец, — попросил Арнау и вышел из церкви.

На площади он увидел около двух десятков бичующихся. «Покайся!» — кричали они, не переставая хлестать свои спины плетками. «Это конец света!» — орали другие, плюясь словами в прохожих.

Арнау видел кровь, которая стекала по исполосованным до живого мяса спинам, и обнаженные до бедер истерзанные ноги. Он видел их лица и безумные глаза, вылезшие из орбит…

Развернувшись, он бросился оттуда бегом к улице Монкада, чтобы не слышать этих душераздирающих криков.

Здесь царила тишина.

Но было другое.

Двери! На некоторых дверях особняков белели кресты, такие же, как и на большинстве дверей города.

Внезапно Арнау оказался перед домом Пучей. На нем не было белого креста, но из-за того, что окна закрыли наглухо ставнями, дом казался безжизненным. Арнау мысленно пожелал, чтобы чума настигла их там, где они спрятались, чтобы они страдали так, как страдала его Мария, и медленно пошел прочь…

Когда Арнау приблизился к перекрестку улиц Монкада и Кардерс, он снова столкнулся с возбужденной толпой, на этот раз — вооруженной палками, мечами и арбалетами.

«Они сошли с ума», — подумал Арнау, удаляясь от беснующихся горожан.

Судя по всему, никакой пользы от всех этих проповедей, произнесенных в многочисленных церквях города, не было. Булла Климента VI не успокоила души людей, которым нужно было выплеснуть свой гнев.

— В еврейский квартал! — кричали они. — Еретики! Убийцы! Покайтесь!

Бичующиеся тоже были там, продолжая хлестать себя по спине, брызгаясь кровью и возбуждая своими воплями окружающих.

Арнау прибился к тем, кто плелся в хвосте этой орды.

Среди орущих людей он увидел и зачумленных.

Вся Барселона сошлась к еврейскому кварталу, наполовину окруженному стеной, и обступила его. Одни подошли с севера, со стороны дворца епископа; другие расположились в западной части, напротив старой римской стены; третьи толпились на улице Бисбе, которая ограничивала еврейский квартал с востока; самая многочисленная группа, где был Арнау, подошла с юга, с улицы Бокерия, и остановилась напротив Нового замка, у входа в квартал.

Крик стоял невыносимый. Люди призывали к мщению, ограничиваясь пока яростными возгласами и размахиванием перед воротами палками и арбалетами.

Арнау удалось занять место на крутой лестнице церкви Святого Жауме, той самой, откуда их с Жоанетом однажды вышвырнули, когда они искали Святую Деву, чтобы Арнау мог ее назвать мамой.

Церковь Святого Жауме высилась как раз напротив южной стены еврейского квартала, и оттуда, сверху, Арнау мог видеть все, что происходило.

Гарнизон королевских солдат под предводительством викария был готов защищать еврейский квартал.

Прежде чем атаковать, группа горожан вышла на переговоры с викарием и потребовала, чтобы он убрал оттуда солдат.

Бичующиеся кричали и пританцовывали вокруг переговорщиков, а толпа продолжала угрожать евреям, которых не было видно.

— Они не уйдут, — услышал Арнау женский голос.

— Евреи — это королевская собственность, — заметил какой-то мужчина. — Если евреи умрут, король лишится всех налогов, которые они выплачивают.

— И всех кредитов, которые он берет у еврейских ростовщиков.

— И не только это, — добавил еще один. — Если еврейский квартал будет разгромлен, король потеряет даже мебель, которую евреи оставляют ему и его двору, когда он приезжает в Барселону.