Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Ее сын!

Прежде чем заговорить, она откашлялась.

— Успокойся. Мне ничего не нужно, что могло бы опорочить тебя. В любом случае, — добавила она, — мы вдвоем. Что могу сделать я, слабая женщина, с таким молодым и сильным мужчиной, как ты?

— Тогда почему они смеются? — спросил Арнау, все еще стоя у двери.

— Пусть себе смеются, если хотят. Человек настолько извращен, что ему больше нравится думать о наихудшем. Может быть, если бы я сказала им правду и призналась, в чем причина моего желания видеть тебя, они бы не стали с такой охотой делать это. Но воображение пробудило в них похоть, и теперь они в предвкушении чего-нибудь скабрезного.

— А что им думать о проститутке и мужчине, которые запираются в комнате постоялого двора? Чего можно ожидать от шлюхи?

Он говорил жестко, бросая ей в лицо обидные слова. Но Франсеске уже удалось взять себя в руки.

— И все же мы люди, — сказала она, повышая голос. — Святой Августин писал, что только Бог вправе судить распутниц.

— Может, ты собираешься поговорить со мной о Боге?

— Нет.

Франсеска подошла к нему. Ей нужно было увидеть его лицо.

— Тебя привели сюда, чтобы я могла поговорить с тобой о твоей жене.

Арнау заколебался. Он был рассержен не на шутку.

— Что случилось?

— Она беременна.

— Мария?

— Аледис… — машинально поправила Франсеска, но в тот же миг отметила: «Он сказал… Мария?»

— Аледис? — переспросил Арнау.

Франсеска увидела, что молодой человек побледнел.

Но почему?

— Что вы там делаете? Зачем так много говорить? — послышалось за дверью вперемешку со стуком и взрывами смеха. — Что происходит, хозяйка? Он слишком мужественный для тебя?

Арнау и Франсеска посмотрели друг на друга.

Она жестом показала ему, чтобы он отошел от двери, и Арнау подчинился.

Оба стали говорить тише.

— Ты сказал «Мария»? — спросила Франсеска, когда они уже стояли у окна, подальше от двери.

— Да, мою жену зовут Мария.

— А кто тогда Аледис? Она говорила мне…

Арнау покачал головой.

В его глазах появилась грусть. Казалось, Арнау пал духом: его руки опустились, а шея, которая минуту назад была такой сильной, не могла держать даже голову. Он не ответил, и Франсеска почувствовала глубоко внутри боль, как будто ее чем-то укололи.

«Что случилось, сынок?»

— Кто такая Аледис? — настойчиво спросила она.

Арнау снова покачал головой.

Чтобы избавиться от нее, он оставил все: Марию, свою работу, Святую Деву…

А Аледис снова здесь! Да еще и беременная!

Все об этом узнают.

Как он сможет вернуться в Барселону, в общину, в свой дом?

Франсеска отвела взгляд и посмотрела в окно.

Уже стемнело. Что за печаль его гложет? Она видела, как унижаются мужчины, как выбрасывают на улицу женщин, видела смерть и горе, болезнь и агонию, но никогда не чувствовала себя так, как сейчас.

— Я не думаю, что эта женщина сказала правду, — проговорила Франсеска, проглотив комок, подкативший к горлу. Краем глаза она заметила, что Арнау двинулся к ней.

— Что ты хочешь сказать?

— Я уверена, что она не беременна, это ложь.

— Вот это да! — воскликнул Арнау, хотя для него было достаточно и того, что Аледис нашла его, неутомимая в своем преследовании. Неужели все, что он предпринял, оказалось напрасным?..

— Я могла бы помочь тебе.

— Чего ради ты будешь это делать?

Франсеска повернулась к нему.

Они стояли так близко, что почти касались друг друга. Она едва сдерживалась, чтобы не дотронуться до него и почувствовать его запах.

«Потому что ты — мой сын!» — могла бы сказать она, но…

Что говорил ему о ней Бернат? И зачем этому молодому человеку знать, что его мать — публичная женщина?

Франсеска протянула дрожащую руку. Арнау не шелохнулся.

«Зачем?» — снова подумала она. Прошло уже двадцать лет, и она всего лишь проститутка…

— Потому что она обманула и меня тоже, — ответила Франсеска. — Я ее накормила, одела и приютила. Мне не нравится, когда меня обманывают. Я думаю, ты добрый человек, но эта девушка собирается тебя обмануть.

Арнау посмотрел Франсеске прямо в глаза и, тяжело вздохнув, отвернулся.

Что еще нужно своенравной Аледис от него? Свободная от мужа, вдали от Барселоны…

И вот еще эта женщина…

Что в ней было такого, что его успокаивало, внушало доверие?

Арнау опустил голову и заговорил.

28 июля, после шести дней пребывания в Фигерасе, король Педро IV Церемонный приказал поднять лагерь и начать марш на Руссильон.