Николай Васильев - Удачи поручика Ржевского

В нем Ржевский прослужил два года корнетом, а потом прошла ротация и его повысили до поручика и командира взвода. Вот только в «деле» ему еще бывать не приходилось…

Разместив в отведенной комнате свое малое имущество, Митя Ржевский пошел в библиотеку, показанную ему хозяином, и стал рыться в ее стеллажах. Книги были на трех языках: польском, латинском и французском (по нисходящей) и потому выбор оказался невелик, томов в 50. Откладывая в сторону Вольтера, Монтеня, Монтескье и энциклопедистов (их Дмитрий читал в библиотеке Эрмитажа, хоть и не полностью, конечно), он вдруг наткнулся на мемуары графа де Сегюра под названием «Notes sur le sejour en Russie sous le regne de Catherine 2» (Записки о пребывании в России в царствование Екатерины 2). Стал их пролистывать и всерьез увлекся: автор был послан ко двору императрицы в 1785 г. в качестве посланника Людовика 16-го, пробыл там до взятия Бастилии и приметил очень много особенностей русской жизни. Кроме того, он описал свои впечатления о Польше, на которых Ржевский и сосредоточился.

— Так вот вы где! — сказал хозяин по-французски, внезапно появившись перед ним. — Что изволите читать? Сегюра? Интересный выбор, необычный. Впрочем, чудо, что вы вообще читаете по-французски: наши мелкопоместные шляхтичи на нем читать, как правило, не умеют.

— Почему вы решили, что я мелкопоместный? — осклабился Ржевский.

— По всему, — просто ответил Грудзинский. — По малому имуществу, качеству мундира, а также по выражению лица: у знатных шляхтичей оно совсем другое.

— Мда, — усмехнулся поручик. — Как же я появлюсь на бал, где будут ваши знатные красавицы?

— Знатные почти все поуезжали в Варшаву или Вильно, — усмехнулся в ответ пан. — Оставшиеся просто на бал не явятся из-за гонора, так что не переживайте понапрасну.

— Они осмелятся вызвать неудовольствие губернатора?

— Василий Сергеевич — милейший человек. К тому же в Гродно много красавиц среднего разбора. С другой стороны, вы ведь не жену явились себе здесь приискивать? Знатную да богатую?

— Нет, нет, — засмеялся Ржевский. — Указом Павла Петровича офицерам запрещено до 30 лет жениться — чтобы не оставлять вдов без пенсиона.

— Ну и ладно. Лучше ответьте: вы полонез, мазурку и кадриль уверенно танцуете?

— Уже да, в том числе вальс.

— Тогда бояться нечего: наши дамы и паненки более всего ценят у кавалеров ловкость в танцах. Иначе зачем бы им было так любить балы?

— Но я для чего пришел? — продолжил хозяин. — В столовой прислуга уже накрыла стол. Приглашаю вас со мной отобедать.

— Тогда позвольте отдать деньги, выданные мне на кормление, — встрепенулся Дмитрий.

— Не позволю, пан, — с утрированной суровостью возразил Грудзинский. — То противоречит нашему кодексу чести!

— А мне честь не позволяет оказаться в долгу, — встречно возразил Ржевский.

— Судьба непременно сравняет наши долги, — слегка улыбнулся потертый жизнью мужчина. — Не в этом году, так через десять лет.

Бал был объявлен на третий день по прибытии полка. С утра все офицеры начистили до блеска парадные ботики (короткие сапожки), отпарили доломаны и чакчиры, начистили пуговицы и галуны (не сами конечно, а руками денщиков), одели свежие рубашки и преисполнились радужными надеждами, после чего чинно отправились в обширный дворец Радзивиллов, стоящий на центральной площади Старого города: одноэтажный, но высокий, с двумя подъездами в колоннах и протяженной мансардой. Внутри дворца, за входом, гостей встречали пан Радзивилл (склонный к полноте мужчина лет под сорок) и его жена (статная дама второй свежести, то есть за 30 лет), а также губернатор Ланской (еще бодрый, но седой человек лет 55) с супругой (лет 45), полковник Новосельцев (бравый, высокий, большеглазый и кудрявый несмотря на свои 35 лет) и атаман Платов (какой-то невзрачный, 60-летний, с жиденьким волосиками на почти плешивой голове). Когда Ржевский вошел во дворец, он был полон гостей, толпившихся (как это было видно из вестибюля) уже в бальной зале. Чеканя шаг, поручик подошел к чете Радзивиллов, представился и приложился к надушенной ручке дамы. Тотчас он полуобернулся к губернатору, отдал честь и поцеловал руку уже подусталой Варвары Матвеевны. Скосив глаз на полковника, получил от него яростный взгляд и даже краешек сжатого кулака из-за спины, после чего, оставив кивер на попечение ливрейного слуги, направился в зал. Там он мигом сориентировался и подошел к своей братии, прибывшей на бал в полном составе, то есть всемером.