Между тем воевода и начальник караула, бывшие с Делилем, стушевались, заметив его решимость посетить тюрьму и услыша слова:
— Как? Столь знатная особа содержится в тюрьме? Как это есть возможно?
Пришлось открыть дверь. Гость ужаснулся при виде затхлой комнаты, жалкой кровати, тёмных углов. Когда же заметил на руках княгини младенца, разразился бранью на французском языке, и возмущению его не было предела. Он так повелительно указал рукой на дверь, притом голос его был так дерзок, что не требовалось перевода: охранник открыл дверь перед арестанткой и поклонился...
Так Наталья Борисовна оказалась на свободе.
Но и в последующие дни любезный француз не оставлял её своим вниманием, поражённый молодостью, красотой и несчастьями, выпавшими на её долю.
Мальчика спросил: «Ты хочешь видеть затмение солнца?.. Через мой инструмент ты увидишь его...»
Около месяца пробыл Делиль в Берёзове, узнал о судьбе князей Долгоруких, а княгине велел написать письмо императрице — мол, передаст ей, и Анна смилостивится. Наталья Борисовна написала то письмо, но более в нём было слов о судьбе мужа, чем о своей: откройте мне участь его, куда дели, а ежели нет его более на земле, так позвольте уйти в монастырь!
В честь отъезда французов в городке был устроен салют — палили из всех пушек, имевшихся в крепости. На берегу собралась толпа.
На судне подняли андреевский флаг, ибо без флага на проходящие суда нападали речные разбойники, с криками: «Сарынь на кичку!» — устремлялись и разоряли проезжающих.
Француз оказался не только любознательным учёным, любезным мужчиной, но и обязательным человеком. Через полтора месяца из Петербурга пришёл ответ: императрица всемилостивейше разрешала княгине с детьми покинуть Берёзов и вернуться домой.
Собрав жалкие пожитки, Наталья Борисовна снарядилась в дорогу и отправилась в обратный путь. Было это 17 июля 1740 года, спустя ровно десять лет с того дня, как приехала она в этот суровый край.
Но, пересекая Уральские горы, двигаясь по дорогам Пермской, Рязанской, Владимирской земли, Наталья Долгорукая ничего не знала о судьбе своего любимого мужа. Не знала, что под Новгородом сооружён был эшафот и на нём свершилась одна из самых жестоких казней. Не знала, что самая страшная смерть уготована её мужу. Не знала и того, с какой твёрдостью воспринял он её.
Об этом спустя годы напишет П. В. Долгорукий:
«Пришёл черёд Ивана. В ту страшную минуту выказал он поразительное мужество, он глядел в глаза смерти, и какой смерти! С мужеством поистине русским. В то время как палач рубил ему левую руку, он сказал: «Благодарю Тебя, Господи!» Палач отсёк ему правую руку — он продолжал: «...что сподобил мя...» И когда рубили ему левую ногу: «и познать Тя...» Затем потерял сознание».
Не знала Наталья Борисовна и того, что пройдёт много лет, и внук её, названный Иваном в честь деда, изучив архивы, напишет о своём несчастном предке: «Такая неожиданная и ужасная кончина, полная таких страстных страданий, искупает все вины его молодости, и его кровь, оросившая новгородскую землю, эту древнюю колыбель русской свободы, должна примирить с его памятью врагов нашего рода».
Но, повторяем, ничего не знала ещё о том Наталья Борисовна.
Казнь совершилась 8 ноября 1739 года, мрачным осенним днём, словно специально выбранным для такого дела. Впрочем, у России есть пристрастие к этим двум переходным месяцам — ноябрю и марту: сколько смертей, переворотов, казней случилось именно в эти месяцы!
* * *
Увы, ни в исторических свидетельствах, ни в семейных архивах не сохранилось точного описания того, как и когда стало известно про то Наталье Борисовне. Сохранилось лишь предание (одно из многих), что в час казни (так же как в час, когда увозили их из Берёзова) в доме остановились часы. Заведённые с вечера, исправные часы стали... И такое случалось не раз в этом таинственном семействе... Снова перенесёмся на много лет вперёд, в XX век.
1918 год. Умирает знакомый уже нам князь Шереметев, Сергей Дмитриевич. Заведённые часы и в гостиной, и в спальне останавливаются... Умирает Борис Борисович Шереметев («Большой Борис», или «Адонис», композитор, автор романса «Я вас любил»), жена его ведёт записи и отмечает, что и в одной и в другой комнате часы стали на половине одиннадцатого. Именно в этот час он скончался...
А потом образы умерших (или казнённых) то и дело являются — то в Фонтанном доме в Петербурге, то в Странноприимном доме в Москве, то на кусковских аллеях, а в 30-е годы — на башне Новодевичьего монастыря... Шереметевых нет без тайны.
Читать дальше