Адель Алексеева - Кольцо графини Шереметевой

Сергей, мечтавший о военной службе, более интересовался прошлым и попросил:

— А расскажите, дядя, про Василия Борисовича.

— Про Василия Шеремета? О, храбрее его в нашем роду вроде и не было! С охотой вспоминаю его... Да-а... Что самое замечательное в походной жизни его было? Как он три дня у Белой Церкви неприятеля теснил! У него тридцать пять тысяч войска, у них — семьдесят пять тысяч — поляки тогда с татарами соединились, у Шеремета половина русских, половина черкезов да калмыков, — как они за русского царя воевали! — удержу не было! Наш Шереметев во главе и всеми любим!.. И победил бы он всенепременно, кабы не изменники да не предатели. Тьфу, поганцы сатанинские!

Владимир Петрович сплюнул в сердцах, помолчал и продолжил:

— С поляками у него была точная договорённость, что пропустят его с войском, дадут проход за немалый выкуп, всеконечное дело, а они взяли да и выдали его татарам! Окружили те шатёр его, он выскочил с саблей, а их — туча!.. Так обманным путём и пленили храброго Шеремета. И в крепость Бахчисарайскую посадили... — Слёзы навернулись на стариковские глаза, не сразу он с собой справился, вздохнул. — Как Михаила Черниговского в плену принуждали к вере басурманской, так и нашего родича... Михаила Черниговского заставляли кланяться ихнему султану, ползти к трону. В Евангелие приказывали плюнуть... «Поклонись, говорят, аллаху!» — он не поклонился, и били его за то нещадно, до смерти... — Владимир Петрович выпил кружку пива, поставил её и, взглянув на племянницу, добавил: — Михаил-то Черниговский сродником твоему Долгорукому вроде приходится, так, значится... — вздохнул опять. — Василий Борисович жив остался, однако целых двадцать лет в крепости в Бахчисарае сидел! Всё ему там омерзело... Спросил хан про последнее его желание, и вот что предок ваш, Сергей, ответил, мол, желание у меня одно: посадите в такую тюрьму, чтобы окно на север, к родине моей выходило...

— Как почитаешь, как послушаешь, — с наивностью заметил Сергей, — так диву даёшься: история вся — только войны да походы...

— А ещё, — подхватил дядя, — доносы да вероломства... Простой человек, правда, и без вероломства проживёт, а кто близко к трону — тот только того и жди... Уж какой верный слуга Ивану Грозному был наш Иван Васильевич Большой! Казань, Ливонию, Крым воевал, а поди ж ты, тоже стал неугоден... Нашёлся человек лядащий, написал на него донос — и всё, гневу царскому края не было... Скрылся тот в Белозерском монастыре, но Грозный и там его настиг, в цепи велел заковать, железа пудов десять навесить на шею да ещё и письма писал поносные. Не приведи Господи!.. Немилость царская, донос да топор вострый — только того и жди!

Владимир Петрович помолчал, однако долго унывать он не умел и не без озорства добавил:

— Да и пусть! Лишь бы сердце своё не отягчить виною перед отечеством да перед Богом! А цари да слуги на том свете поклонятся нам... Мы, Шереметевы, просты, упорны, позитур разных не ведаем, однако нрав имеем мирный, несклончивый. Ежели кто к царю с глупостями лезет, урезоним. Ежели государь велит на войну идти — готовы... А дела у нас, как молодая брага, играют.

В камине догорало. Вылетали искры, и слышались шорохи падающих обгорелых поленьев. Дядя ворошил их, племянники притихли. Сергей думал о воинах, Наташа — о спутницах их.

— А скажите, дядя, — глядя на огонь, спросила она, — отчего батюшка наш столь рано женился? В шестнадцать лет... Должно, изрядно полюбил?

— Евдокию-то? Первую жену свою? О-о! Оба они сызмальства полюбились друг другу. Она большой чувствительности женщина была, и смех и слёзы — всё рядышком у неё... Здоровьишком слабовата, однако куда ни пошлют Бориса Петровича — всюду с ним... У него, сами знаете, какая жизнь — двадцать лет походы да бивуаки. Переживала, конечно, и за Михаила, за сына, — больно горяч был... Оттого и рано померла... Чуть не десять лет Борис Петрович вдовцом оставался, уже в монастырь собрался, а тут... Да вам-то ведомо ли, ежели б не царь Пётр, вас и на свете не было бы? Спасибо великое надобно вам Петру-царю сказать.

— Отчего?

Владимир Петрович захохотал.

— Олухи царя небесного! Да женил царь фельдмаршала на тётке своей, на Анне Петровне! Не женись он — вас бы на свете не было... Ну-ка, Сергей!

Владимир Петрович протянул руку племяннику, тот помог ему встать. Поднялся с шумом, так что заскрипели диванные пружины, и подвёл гостей к наугольному столу, на котором лежало что-то завёрнутое в холстину, развернул.