— Чтоб духу её здесь не было! — почти в истерике выкрикнула Наталья.
— Государыня-матушка, что велишь сказать ей?
— Спросить её, кто она такая, чтобы ходить без зова к царице!
— Государыня, она скажет, что пришла к своей матушке.
По лицу Натальи прошла судорога.
— Не ко времени ты напомнила мне, боярыня Аксинья, о моей тяжкой доле. Однако я запретила Софье называться моей падчерицей.
— Это так. И запрет она до поры держала. Да люди-то думают всякое.
— Чего ради она наладилась ко мне? Не иначе как что-то затеяла!
Лицо Натальи выразило сильное беспокойство. Немного помолчав, она продолжала:
— Ужели я вынесла в своей жизни столько горя, чтобы поступиться перед этой голицынской полюбовницей!
— Да уж вынесла ты, царица, немало...
— Ах, не поминай, Аксинья! Как подумаю о братьях своих и муках, какие они приняли, о бедном Артамоне Сергеиче, пострадавшем за нас, Нарышкиных... А всё Софья. Кто стрельцов подговаривал, ежели не она?
Боярыня молчала, потому что в те мятежные времена о Софье никто дурного слова не сказал, да царица-матушка ныне мнительной стала.
А Наталья продолжала выплёскивать обиды и страхи, которые она некогда гордо таила в себе. Да и время тревожное, наверное. Пётр, хоть и царь, да всё же двоевластие, и случись беда, пожелай Софья возмутить стрельцов, царь Иван сестру свою не обидит. Ей всё сойдёт с рук.
— Ты, матушка, не терзай свою душу. Может, Софья уже и утихомирилась. Чай, в монастыре живёт.
— Да что из того! Вот кабы она была пострижена, да царь Иван за неё стоит. Мне принесли вести, что стрельцы мечтают видеть Софью в державстве.
— Мало ли чего люди не нанесут. А ты не всех слушай, матушка! Всем ведомо, что на государстве ныне царь Пётр да ты.
Наталья и сама сомневалась, верные ли то были вести. Её смущало, что князь Ромодановский, который всё знал, ничего не говорил ей об опасных делах.
Позже действительно стало известно, что стрельцы собирались встать под Новодевичьим монастырём, где находилась Софья, чтобы звать её в правительство. Не будь царя Ивана, Пётр допытался бы у стрельцов на дыбе, как было дело. Но Иван не велел пытать их. А без этого как дознаешься правды? Словом, душа Натальи оставалась в смятении, и что ни день, то новые тревоги.
— Государыня-матушка, ты не сказала, какой ответ надобно дать царевне Софье, — напомнила боярыня Аксинья.
— Какой ответ?! Вели гнать эту монашку из дворца!
Выкрикнув эти слова, Наталья откинулась на спинку кресла в полуобморочном состоянии. Она устала, но вдруг, собрав все силы, сделала резкое движение в сторону двери и, сложив пальцы правой руки в кукиш, выкрикнула:
— Шиш ей!
Боярыня вначале онемела, потом, приняв спокойное выражение лица, пошла выполнять приказание.
С того дня в Кремле были усилены караулы, а за стрельцами было велено вести самое строгое наблюдение.
Софья больше не делала попыток встретиться с царицей Натальей и в душе осмеяла свои благие намерения. Она лишь подолгу молилась Богу о спасении державы да о здравии царя Ивана. Более надеяться ей было не на кого.
Между тем царица Наталья продолжала жить тяжёлой беспокойной жизнью. Её бурный раздражительный характер причинял немало беспокойства ближним и вредил её здоровью. Она всё чаще жаловалась на загрудинные боли. Приглашённый из Немецкой слободы врач нашёл, что недуг царицы связан с запущенной болезнью сердца. А она давно сетовала:
— Точно гвоздь в сердце...
Немецкий врач назначил лечение, но оно мало помогало. У царицы начали опухать руки и ноги. Под глазами появились отёчные мешки. Врачи, однако, не видели особой опасности в положении больной и обещали в скором времени поднять её на ноги. И сама царица Наталья верила этому...
Тем не менее в ней исподволь нарастало беспокойство, она становилась нетерпимее и мнительнее и не скрывала своей злобы к людям, которые прежде чем-то досадили ей.
Сколько хлопот доставил ближним боярыням царицы приход Софьи. Знали, что не велено пускать, но по-христиански ли сие? С добром ведь пришла Софья. Да и травы полезные принесла и состав целебный. Почему не сказать о том доктору? Но царица Наталья не хотела слышать даже имени Софьи.
Думали, что хоть князю Борису дозволено будет навестить царицу. Какое! Разгневалась, в лице переменилась:
— Чего он явился? Кто звал?
Когда же боярыня Аксинья оповестила царицу, что князь Борис пришёл с царём Петром, это лишь подлило масла в огонь.
— Этот пьяница совращает сына моего! Велите гнать его прочь!
Читать дальше