Таисия Наполова - Наталья Кирилловна. Царица-мачеха

— Взял бы кошёл да под окна пошёл.

Наталья была довольна, что взяла с собой и карлика, и клетки с птицами. С ними будет весело в дороге.

Всю дорогу верещали да прыгали. И дочка, молчальница да затворница, стала другой: она много смеялась, на бледных щеках заалел румянец. Подражая дурке Васюте, она сказала:

— Ишь, зазвонили во все животы.

Царица Наталья засмеялась на эти слова дочери:

— А ты боялась лесов дремучих.

Дурка тут же отозвалась:

— Под лесом видят, а под носом не слышат. Потащи, понеси, наливай!

Смеялись все, особенно Наташенька.

На берегу озера их ожидало новое развлечение. Знакомились со свежесрубленными домиками. Дух в них был лёгкий, смолистый. Всюду поставлены топчаны, табуретки, столы. А сколько пахучей травы! Кое-кто из князей поморщился. Князья Долгорукие сказали, что будут спать в своей карете. Тут-де и отхожего места нигде нет. Куда пойдёшь? Один сором. На что карлик Назарка сказал:

— Коли сором, ты закройся перстом.

Князь Яков хотел ударить карлика палкой, но царица грозно посмотрела на него.

— Не много ли воли даёшь, царица, убогим сим? — заметил князь.

— На то они и убогие.

— Богородица велит призреть убогих, — промолвила Наташенька.

— Благое изволишь говорить, дитятко-царевна.

Между тем небосклон уже пылал закатом. Багровые, оранжевые, розовые с дымчатой каймой полосы, отражаясь в озере, напоминали людям о вечности и красоте. Недаром философ Кант называл закат величественным зрелищем.

Впрочем, большинство собравшихся смотрели не на закат, а на корабль, который неспешно и уверенно двигался к берегу. Вскоре можно было разглядеть и фигуру царя Петра.

— Царь-то сам ведёт корабль.

— Шкипером велел себя именовать.

— Шкипер — это капитан, что ли?

Кто-то поправил:

— Каптэн.

— Ныне велел после плавания две бочки пива выставить.

— Сподоби, Господи, сей вечер допьяна без побоев напиться.

— Тебе бы, пропойца, за печью лежать, а не царя встречать.

— За что коришь меня? Я ещё и ковша не выпил! Вечор-то стояния было много, да воздания мало.

Кто-то оттолкнул пьяницу в сторону. Корабль разворачивался, чтобы пришвартоваться к берегу. Царь пристально всматривался в лица своих подданных на берегу.

И вот капитан уже на берегу. Как же он быстр и стремителен в движениях, как радостно, хотя и неуклюже, обнимает мать, огрубевшей рукой вытирая её слёзы!

Первым нашёлся что сказать Лев Кириллович:

— Вишь, государь, сколь у тебя гостей. Все бояре и князья, по слову твоей матушки-царицы поднялись...

Но Пётр не дослушал до конца его речь, обратился к собравшимся:

— По нраву ли гостям наши хлопоты? Все ли довольны жильём? Сказывайте, как тут обустроились.

— Велико, государь, наше удивление промыслом твоим.

— Твоя милость изволила нам дать житие доброе.

— Во всю землю идёт о тебе слава благодарная.

Пётр внимательно слушал. Ему нравилось, когда подданные бывали им довольны. Но главное, ему хотелось, чтобы люди полюбили ту непритязательную обстановку, в которой он и сам жил. Ему нужны были помощники, которые могли бы вместе с ним ездить по России, легко привыкали к любому местоположению. Он и сам говорил, что ему надобны походные помощники, которых не пугали бы недостатки кочевой жизни.

Он снова оглядел собравшихся, подумал, как хорошо, что не приехала Авдотья: стала бы тут хныкать да печаловаться и тем срамила бы его.

Занятый этими наблюдениями и размышлениями, он не заметил, как к нему подкрался карлик Назарка, лёгкий и гибкий, точно гуттаперчевый, ухватился за ремешок, что лежал на узких бёдрах царя, и повис на нём, порвав его. Он упал бы, но успел уцепиться за рубашку Петра. Разгневанный царь схватил его за грудки и, видимо, хотел отшвырнуть от себя, но в это время царевна Наташа засмеялась и весело захлопала в ладоши. Пётр, любивший сестру, удержался от расправы над карликом и засмеялся вместе с сестрой. Отшвырнул от себя он только испорченный ремешок.

Смех царя был добрым знаком. Люди сразу повеселели, тем более что в воздухе разливался аппетитный запах. Знали, что для простонародья к столу готовили окорок дикого кабана и много зайчатины. Придворным поставили отдельные столы с дорогими винами и изысканными кушаньями, была и зайчатина, приготовленная особо, на любителей.

Потом начались фейерверки. Все ведали, что это любимое занятие царя, и делали вид, что для них это великий праздник. А бедной Наталье Кирилловне невмоготу было притворяться. Вскоре после праздничного ужина она с дочкой поспешила в «царский» домик. Хоть и рада была она этой поездке, избавившей её от тоски и беспокойства о сыне, но походная жизнь была не по ней.