Владимир Афиногенов - Конец черного темника

«Вот тебе и Золотая баба!.. — испугался Каракеш. — Неужели обманул рыжеволосый?.. Дурак Булат, что не взял его с собой. Твоя голова, джагун, только и способна разве что болтаться теперь высушенной у моего седла...»

— Пам? — Каракеш ткнул кулаком в широкую грудь старика, а потом в угол землянки: — Золотая баба?

Старик улыбнулся, показывая ряд белых, на удивление, зубов, и отрицательно покачал головой. Махнул рукой в сторону восходящего солнца. Глаза Каракеша просияли:

— Слава Хорсу. Авгул, этот старик всего лишь рядовой шаман. Главный — впереди. И кажется, там Золотая баба...

Он, как мог, объяснил белобородому, что за холмом есть ещё его люди. Старик кивнул головой и вышел. Вскоре хозяева развели кметов по своим землянкам и стали угощать едой.

Белобородый принёс мясо с жёлтым салом — медвежатину. Каракешу приходилось в скопинских лесах есть её. Он радостно потёр руки. Старик остался доволен: хорошие гости, не брезгуют мясом злейшего врага лося, хозяина леса — медведя. Хорошие гости... Пам не будет дружить с плохими.

В провожатые он дал белокурого юношу. Отряду Каракеша повезло: в следующем селении языческий жрец Белой Птицы с Тремя Человеческими Головами подвёл к ним человека с глазами почти без зрачков, сказал что-то ему. Тот кивнул головой и спросил на ломаном, но понятном кметам языке:

— Вы, доверенные Пама, как долго шли к нам?

— Долго, — неопределённо сказал Каракеш, пряча глаза от его холодного прозрачного взгляда.

— Я знаю ваш язык, потому что долгое время жил за Каменным поясом в степях Каракорума. Так уж сложилась моя судьба.

— Хорошо. Как зовут тебя? — бесцеремонно спросил Авгул, видя, что судьба чудского язычника не интересует сейчас его саин-хана.

— Нандяш-парнь.

— Садись на коня, Нандяш-парнь, и веди нас дальше. Урагх! Вперёд, быстроногие кони, обгоняющие страх и время!

Так воскликнул Каракеш, поверив окончательно в чудодейственную силу золотой пластинки, и пустил коня в галоп.

Урагх! Вперёд!

И лишь снег полетел из-под копыт и сорвались с елей сороки, застрекотали громко. Ринулись прочь боязливые полосатые бурундуки.

На второй день перехода отряду Каракеша стали попадаться ели, на которых висели соболиные и песцовые шкурки, пластинки из серебра. У кметов загорелись глаза: вот оно, ради чего они проделали такой долгий трудный путь.

Но Каракеш приказал Авгулу следить за ватажниками: чудо из золота было впереди, и поэтому, чтобы не выдать своих намерений, до поры до времени надо было скрывать алчные чувства. Авгул, где грозным взглядом, где выразительным жестом заставлял простых ордынцев отводить глаза от таких невиданных доселе и таких доступных богатств: только протяни руку...

Среди нарядно убранных елей Каракеш увидел деревянного истукана с головой быка, иссечённого топором и обугленного огнём.

Нандяш-парнь повернул лицо к главному шаману и, указывая на изуродованного идола, пояснил:

— Это русский поп Стефан корёжит наших богов, сжигает жертвенные ели и обращает наших людей в христиан.

«А-а, — вспомнил Каракеш, — тот, который дал рыжеволосому золотую пластинку для московского князя. Нужно найти и убить русского попа...» Главный шаман повторил сказанные про себя слова вслух:

— Найти и убить...

Нандяш-парнь вдруг бухнулся головой в снег перед копытами коня Каракеша, молитвенно воздел руки и благодарно поднял белые глаза на главного шамана:

— Значит, ты и есть тот человек, который избавит нас от губителя наших богов. Значит, Пам наконец-то победит русского попа, который не боится огненного шума...

— Как не боится? — спросил Каракеш.

И Нандяш-парнь рассказал историю, известную не только в обители Святой Троицы игумену Радонежскому, но даже князю московскому, как Стефан предложил Паму вместе взойти на костёр, чтобы доказать правоту своей веры, и как Пам-сотник признал себя побеждённым, убоявшись пламени.

И вот они увидели огромную ель, стоящую на вершине горы, у подножия которой раскинулись незамерзающие озера. По их берегам зеленела трава. Это было так неожиданно и неправдоподобно, что Авгул воскликнул:

— Саин-хан, мы действительно оказались в краю богов!

Нандяш-парнь указал на кучи хвороста по берегам озёр и снова пояснил:

— Каждое утро мы сжигаем этот хворост перед Священной елью, матерью Золотой бабы, и поклоняемся её корням, стволу и ветвям... И каждое утро вешаем на неё новые украшения, сделанные из золота. От тепла костров оживает около Священной ели земля, и на ней круглый год растут трава и цветы...