Владимир Афиногенов - Конец черного темника

Боярин Семён Мелик слыл на Москве кулачных поединков искусником — он валил ударом наотмашь самого дюжего молодца; это называлось «перелобанить на ушат», то есть так противнику в лоб врезать, что ведра холодной воды мало будет, чтобы привести того в чувство, — непременно целый ушат надобен.

Биться с Семёном — проиграть наверняка, а вызывались многие; в кулачных боях упражнялся в основном мизинный люд, поэтому всякому из низов лестно сразиться с человеком боярского рода... Но род свой боярский Семён не подводил, победителем выходил всегда!

С неуважением, а порой и с явным презрением относились вятшие [96] Вятшие — знатные. к забаве Мелика, сам Дмитрий Иванович с неодобрением смотрел на кулачные поединки своего бывшего начальника самой дальней сторо́жи — умельца брать «языков» из Орды. Знатные говорили великому князю:

— Куражится болярин... Силушку девать некуда. Ну так расходовал бы её с почётом, а то со всякой рванью... Хари кровянит!

Понимал великий князь: с рванью вроде бы не с руки, точно, и передал Семёну подобный укор одного именитого, толстомордого. Ведь и имени не назвал, да доискался Мелик и морду вятшего сделал в два раза шире. Дмитрий Иванович пригрозил:

— Случится ещё такое, Семён, пеняй на себя... В сторо́жу Рясску-Ранову к Андрею Попову, благо друг он тебе, отошлю... Простым засечником!

Но теперь Мелик другую забаву нашёл — валить быков на убой своим кулачищем словно кувалдой...

Лучший напарник на ловах — Семён, с ним медведя поднимать из берлоги — одно удовольствие: весело, небоязно, красиво. А из лука стрелять или мечом рубить — равного ему трудно сыскать. Разве что двоюродный брат Дмитрия Ивановича Владимир Серпуховской али Михаил Бренк?.. Сколько же в них удали и стати, пригожести и силы! Но то — князья!..

Зато в питии вина или мёда крепкого тягаться с Меликом и те не могут: пробовали, да не вышло... В подвале, льдом заложенном, двухэтажного каменного дома на Балчуге не стояли у Семёна беременные вином бочки, как у всех бояр, на тридцать вёдер или полубеременные — на пятнадцать, а, как в больших монастырях на огромную братию, располагался целый лагун в две сажени в длину и сажень в ширину; он с места не сдвигался, а питие добывали Семёну через особое отверстие, проделанное в своде погреба, и разливали в оловянники или мерники, а потом по сосудам и в них уж подавали во время товарищеских попоек к столу. Славилось вино меликовское, особенно мёд хороший был разных варений: вишнёвый, смородинный, можжевеловый, оборный, приварный, красный, белый, белый паточный, малиновый, черёмуховый, старый, вешний, мёд с гвоздикой, княжий и боярский. А делали их слуги по рецепту хозяина, по-доброму при этом усмехаясь:

— Знамо дело, навострился наш болярин энтому-самому, когда на стороже был... А чего?.. В лесу глухом... Пей не хочу!

— Балаболы, — возражали другие. — Попробуй, попей на службе... Башку враз великий князь открутит... Эт-то Дмитрий Иванович умеет, не гляди, что с виду обходительный... Да и как иначе с имя, князьками да болярами, они вона всё, что козлы, строптивые...

— Наш не таков — душа нараспашку: пьёт, поёт, дерётся... А душа светлая! Хоть в роду у него татары есть, и по-татарски хорошо гутарит, а весь свой — русский... Христов, одним словом!

На попойках, кои часто случались у Мелика, поднимали полные кубки перво-наперво за здоровье государя Дмитрия Ивановича, за государыню Евдокию, за княжичей и княжну Софью, за митрополита, по отдельности за знаменитые лица, приближённые к великому князю, за русское победоносное оружие и наконец за каждого из присутствующих. А их — ой как много! Не опорожнить кубок вина за поимённо названных — значило оскорбить прежде всего хозяина и проявить неуважение к дому, не желать ему добра, а так же и тому, за чьё здоровье отказывались пить. У себя Мелик начинал первый и неотступною просьбою заставлял выпивать до капли. Постепенно чередой падали под стол гости и, когда Семён оставался один стоять на ногах, выходил во двор и на весь Балчуг орал русские и татарские песни.

Но живя с открытой душой, не менее того отличался бывший начальник сторо́жи и своей сметливостью. Если нужно, многих хитрецов обводил вокруг пальца... И вот такого удальца Дмитрий Иванович отправил из Коломны в тыл Мамаевой Орды во главе особой конной разведки. Во всём походили на своего боярина и десяцкие Афанасий Кренин и Пётр Горский.

В отряде насчитывалось двадцать три бойца вместе с вожаками.