Юрий Давыдов - Волонтер свободы (сборник)

Капитан положил перо.

За этой мыслью — европеец на Южном море означает опустошение и смерть туземцев, — за мыслью этой роились тревоги и сомнения, возникшие еще в ревельские береговые годы. Значит, что же? Значит, твои плавания в стране коралловых островов, в Южном море, все, что ты, Отто Коцебу, чаешь сделать на Севере, все это несет детям природы деспотизм белых?

Вопрос вопросов для каждого открывателя. Если ему не вовсе чужды понятия о добре и зле. Добро и зло, думал капитан Коцебу, твердо очерчены в тех самых догматах, которые так извращают миссионеры. Хорошо, пусть уилсоны и тайермены — лжецы и мерзавцы. Но в Сан-Франциско несколько лет назад он видел не англиканцев, а испанских католиков. Индейцам жилось не лучше таитян. (Это он засвидетельствовал еще в книге о путешествии "Рюрика"…) В северных водах Великого океана, в поселениях Российско-Американской компании свет истинного учения возжигали православные попы. (Капитан Головнин засвидетельствовал ограбление алеутов…) Итак, вопрос вопросов. Все, что ты сделал и еще хочешь сделать, все это обратится во зло. Тогда зачем? Зачем твои труды, опасности и тяготы? Зачем?

Вот теперь, уйдя из бухты Матаваи, можно так распо-ложить курсы, чтобы снять еще не снятую южную часть архипелага Навигаторов. Можно вновь посетить Радак, островки, где живет Каду, где живут друзья. Можно, разумеется. Да только нужно ль? Нужно ли, если твоими картами и описями воспользуются уилсоны и беннеты?

На Таити он не скрыл от тучной королевы, ревностной богомолки: "Нас некогда будут судить по делам нашим, а не по числу молитв". Не лучше ль, однако, на себя оборотиться: "Тебя будут судить не по числу открытий, а по делам, которые совершатся благодаря им…"

Уже пробили к обеду, денщик скребся в дверь, а капитан все еще сидел в тяжелом раздумье, не в силах решить "вопроса вопросов".

Он так и не решил его. Как не решают многие открыватели. Не только мореплаватели.

Но вечером в кают-компании Отто Евстафьевич сказал, что займется описью южной части островов Навигаторов и посетит цепь Радак.

— Сделаем, господа, посильное. Ну-с, а потом, благословясь, — на крейсерство. И прошу не пенять: ничего занимательного не обещаю.

И фрегат пошел на Самоа.

Лет за шестьдесят до Коцебу французский капитан Луи Бугенвиль любовался там лихой лавировкой множества парусных суденышек. Бугенвиль пометил на картах: "Острова Навигаторов". Не грех было бы прибавить:

"Искусных"…

Островные созвездия южных морей подобны классическим сочинениям древности — комментировать их можно бесконечно. Но если примечания к Вергилию или Горацию — зачастую плод досужего кропанья, то лоции и карты — дело практическое и поэтическое вместе.

Никогда еще не видел Коцебу столь дивных ночей. Луна опровергала обидную репутацию похитительницы чужого света. Яростно-яркая, она доказывала свою полнозвучность, свою подлинность. В прибрежных — чернее сажи скалах колотился бурун, зеленый, синий, пенистый. Небо подернулось тонкой и теплой белесоватостью, и легкими тонкими чудились волны. А луна низвергала широкий мягкий свет надменно и щедро, хоть ведром черпай.

В вереницу дней, когда экипаж был занят не только исправлением огрехов Бугенвиля и Лаперуза, но и открытием островов, доселе неведомых географам, ворвалась однажды гроза со шквалом, и фрегат лёг в дрейф. То была тропическая гроза, неистовая и вдохновенная, как библейские пророки. И богатырские раскаты грома, и дремучий ливень, и пламень летучих молний отозвались в душе мореходов не ужасом, не испугом, а трепетной радостью пред красотой Земли.

После двухнедельного плавания в южной части Самоа седьмого апреля восемьсот двадцать четвертого года фрегат поворотил на север. Капитан хотел прямиком пересечь штилевую полосу и близ экватора, на Маршалловых островах, в цепи Радак отдать якорь. Пусть-ка молодые ученые, астроном Прейс и физик Ленц, понаблюдают за маятником. Правда, начальник морского штаба указал недвусмысленно: "Старайтесь избегать коралльных островов". Но ведь всего два, три дня. Наблюдения, право, стоят того… Очень просто на бумаге: "Избегать". А коли ты уже здесь, в Южном море, и курс можешь проложить и так и эдак?

Штиль, наверное, был в заговоре с петербургским адмиралом. Сонливый лентяй, несносный штиль развалился до девятого градуса южной широты. Зато течение держало сторону Коцебу, и фрегат как-никак, но двадцать — тридцать миль одолевал за день.