Марта Гумилевская - Как открывали мир. Где мороз, а где жара [Из истории путешествий и открытий]

Однако Мендес и не подумал уходить. Он сел в свою лодку и просидел в ней вето ночь. Индейцы потоптались на берегу, но привести в исполнение свой ужасный план они не смогли и разошлись под утро. Тогда и Мендес вернулся на корабль с докладом адмиралу.

Что делать дальше? Как быть с поселком? После некоторых колебаний, после нескольких схваток с индейцами Колумбу пришлось оставить мысль о поселке. Было ясно, что индейцы этого не допустят. И когда после новых дождей поднялась снова вода и скрылись мели, Колумб покинул негостеприимную гавань. Он предполагал идти к Эспаньоле, чтобы приобрести там новые корабли — старые совсем никуда не годились. Два из них пришлось затопить, два оставшихся были не намного лучше: они потеряли снасти, были изъедены червями так, что напоминали пчелиные соты.

Кое-как доковылял Колумб до Ямайки и там застрял окончательно. Корабли подтащили к берегу, наполовину затопили, а на палубе построили соломенные хижины и расположились в них на неопределенное время.

…Индейцы Ямайки не выразили никакого неудовольствия, они согласились в обмен на разные привлекательные для них пустячки снабжать моряков продовольствием. Сами моряки прокормить себя не могли, потому что Колумб, боясь неприятностей, запретил им ходить на остров.

Время как будто замедлило свой бег. Когда человеку нечего делать, минуты всегда кажутся часами. «Что будет дальше? — в тоске размышляли, моряки. — Как выбраться отсюда, из этих райских мест, которые теперь не казались уже такими райскими? Неужто придется остаться здесь до конца своих дней?»

Но у Колумба зрели какие-то свои планы, и в один прекрасный день он призвал к себе Диего Мендеса и повел такую речь:

— Сын мой, разумеется, вы понимаете, что положение паше скверное, и очень…

— Увы, сеньор адмирал, понять это не трудно, — вздохнул Мендес.

— Индейцы непостоянны, они своенравны, — продолжал Колумб, — а наши матросы грубы и бесцеремонны…

— Увы, сеньор адмирал, — согласился Мендес.

— Я все время жду ссоры, а она вспыхнет, и, разумеется, по нашей вине… — Колумб как бы рассуждал сам с собой вслух. — А долго ли мне удастся удержать людей от прогулок по острову?

— Ваши опасения справедливы, сеньор адмирал, — соглашался Диего Мендес, — я сам не раз об этом думал, по что тут можно сделать? И будущее наше мне рисуется весьма неопределенным: кто знает, сколько еще нам придется здесь прожить?..

— Но у нас есть возможность спастись, — сказал Колумб.

— Что вы имеете в виду, сеньор адмирал? — оживился Мендес.

— Я имею в виду ваше мужество и настойчивость…

Мендес, польщенный, привстав, почтительно поклонился и попросил адмирала объяснить, в чем же может помочь его мужество.

— Я хотел бы просить вас переправиться на одном из наших каноэ на Эспаньолу и там просить помощи.

— Вы шутите, сеньор адмирал! — вскочил Мендес. — Переправиться на каноэ через море, чаще бурное, чем спокойное! Воистину вы хотите невозможного!

— Плавание это опасное, не спорю, но потому-то я обращаюсь именно к вам: оно требует и мужества, и настойчивости, и хладнокровия. Я не вижу иного выхода. Сам я стар и болен…

— Об этом не может быть и речи, сеньор адмирал, — поспешно перебил Мендес. — Разумеется, на это должен решиться кто-нибудь из нас… И… я согласен… да, я согласен попробовать… У меня только одна жизнь, — торжественно произнес он, — и я рискну ею ради вас, ради товарищей, ради себя самого, черт возьми! И да поможет мне Христос, наш спаситель, и святая дева Мария…

…И вот в одно прекрасное тихое утро, после первой неудачной попытки, два каноэ вышли в необыкновенное плавание. На одном из них сидел Мендес, на другом — капитан Бартоломе Фреско. Их сопровождали матросы и несколько человек индейцев.

Товарищи провожали их, от всей души желали им счастливого плавания: ведь от этого зависела их собственная судьба. Теперь им оставалось ждать и надеяться…

И медленно потянулись дни. Они складывались в недели; вот и миновал месяц, а вестей от Мендеса и Фреско не было. Колумб больной лежал в своей хижине. И в долгие бессонные ночи из-под его пера льются строчки, полные обиды и горечи: «…Одинокий, я пребываю здесь в Индиях. Пусть же восплачется обо мне всякий, кто отличается справедливостью, милосердием, любовью к правде. Я не ради почестей и прибылей отправился в это плавание. Это ясно, ибо надежда на то и другое уже умерла во мне».

А между тем жизнь на берегу Ямайки становилась тревожной. Морякам надоело ждать. Все громче раздавались их грозные голоса, все чаще они обвиняли адмирала во всех своих несчастьях. И наконец в один несчастный день часть экипажа взбунтовалась. С криком «В Кастилию! В Кастилию!» моряки захватили купленные Колумбом каноэ и вознамерились сами плыть на Эспаньолу. Из этого ничего не вышло, они вернулись назад, разбрелись по острову, безобразничая, обижая индейцев. Произошло то, чего все время так опасался Колумб.