Министр промолчал и только развёл руками: молодой государь был достойным внуком своей бабушки, императрицы Екатерины, — и правителем весьма мудрым.
Фёдор Иванович сидел за столом и метал банк.
Просторная белая рубаха с распахнутым воротом делала покатые плечи графа ещё шире и оттеняла всклокоченные чёрные бакенбарды. Буйную шевелюру он перехватил поперёк лба повязкой, скрученной из цветастого платка, отчего вид имел пиратский.
Напротив замерли несколько офицеров, а посередине стола кипой лежали ассигнации с россыпью монет, золотые кольца и перстни, цепочки… Под рукою каждый противник графа держал колоду карт с одной или несколькими открытыми — на них понтёры сделали ставки, а теперь, не дыша, глядели на Фёдора Ивановича: он был банкёром и открывал одну за другой карты из своей колоды. Первую клал направо, вторую налево, и опять направо — налево, направо — налево… Если такая же карта, как та, на которую понтирует игрок, оказывалась справа — банкёр выиграл, если слева — проиграл.
Фёдор Петрович после поездки в табор убедился, что кузен его слов на ветер не бросает: Фёдор Иванович затеял нешуточную игру и для начала обчистил офицеров своего полка. Вернее сказать, первым делом граф выиграл у сослуживцев освобождение от караула и прочих обязанностей, а уж потом только стал тянуть из них деньги.
— В три дня управимся, — подмигнул он Фёдору Петровичу, не сомневаясь, что кузен разделит с ним опасное предприятие…
…а в опасности тоже сомневаться не приходилось: мишенью алчности графа стала, почитай, вся столичная гвардия. Начав игру в Преображенском полку, Фёдор Иванович банковал до тех пор, пока в казармах на Кирочной улице ещё находились охотники понтировать. После он двинулся по Петербургу от одного полка к другому — и пошла потеха, которую его кузен с лейб-гвардейскими офицерами вспоминали ещё долго.
— Может, хватит, Феденька? — скулил Фёдор Петрович, трясясь в пролётке вдоль Таврического сада. — Ты глянь, сколько денег уже…
— Мало! — суровым тоном отвечал кузен. — А должно быть много.
Выигрыш они складывали в скатерть, которую Фёдор Иванович брал за углы, завязывал узлом и возил с собою, как мешок. Явившись в очередное место, он заново расстилал скатерть на столе перед офицерами, демонстрировал им свой банк и предлагал понтировать. Немногие оставались равнодушными при виде пёстрого вороха ассигнаций, пересыпанных драгоценностями и монетами: в игроках недостатка не было.
Случалось Фёдору Ивановичу спустить едва ли не всё, что привёз. Невероятная удача, которая сопутствовала ему в игре с преображенцами, куда-то подевалась, лишь только кузены прикатили в новые казармы кавалергардов — неподалёку от Преображенского полка, на полдороге к Смольному. Кряжистый Фёдор Иванович и тем более субтильный Фёдор Петрович выглядели пигмейски рядом с рослыми витязями-кирасирами. Понтёры перебрасывались игрецкими прибаутками, убивали одну карту банкёра за другой и весело растаскивали богатство графа. Глядя на это, в игру поспешили вступить ещё несколько кирасир, ставки выросли…
…и тут удача вернулась к Фёдору Ивановичу. Противники по-прежнему грозно нависали над столом, только никто уже не смеялся. Наконец, кузены откланялись, увозя от кавалергардов заметно потяжелевший узел. История повторилась в Конногвардейском полку, что квартировал по соседству.
В игре Фёдор Иванович перерывов не делал — к себе заезжал только переменить бельё, наскоро перекусить и умыться. После он бесцеремонно стаскивал с кровати прикорнувшего Фёдора Петровича, которого не отпускал от себя ни на шаг, — и кузены с банком в мешке отправлялись играть снова. Опережая их, неслась по Петербургу весть о карточном гастрольном туре: всё новые офицеры-гвардейцы в азарте наперебой желали испытать судьбу.
Фёдор Иванович вёл себя как одержимый. Он стремительно входил в очередную комнату, где предстояло играть, и горящим взглядом из под пиратской повязки на лбу обводил будущих противников. Румянец гулял на щеках графа, и глаза его вонзались в каждого, словно рапиры. Фёдор Иванович балагурил с офицерами — одному бросал слово, другому два, третьему все десять; охотно пил вино, которое ему подносили; нервными пальцами развязывал узел и демонстрировал на скатерти свои сокровища…
…но лишь только садился метать банк — лицо его бледнело и делалось непроницаемым. Рука, которой граф открывал и выкладывал направо-налево карты, была тверда. За время перед игрой и по мере первого промёта колоды Фёдор Иванович успевал узнать о понтёрах всё, что его интересовало, прочитав это на их лицах.
Читать дальше