В это Лена не очень–то поверила, но щенок действительно был какой–то необычный: большеголовый, вислоухий и весь лохмато–черный, лишь узенькая белая полоска пробегала по его пухлому животику и широкой грудке. Коричневыми бусинками малоподвижных глаз и растопыренными толстыми лапками он до смешного напоминал вдруг ожившего плюшевого мишку из того далекого детства, когда все игрушки казались живыми, и если они не хотели сами двигаться, есть, ложиться спать, то лишь потому, что были лентяями и любили притворяться.
Этот не притворялся. Он ел с жадностью, забавно вытягивая вслед за пальцем мордочку.
— Счас, счас, — торопился мальчик. — Да ты не кусайся! Ишь зубы какие! Такой маленький, а уже кусаешься.
Стараясь нащупать зубы, он поглубже засовывал в рот щенку палец, отчего тот несколько раз срыгивал и испуганно пятился назад.
— Ох, и злой будет! Так и ладит за палец схватить! Не верите? Вот попробуйте.
— Верю, верю. Только ты отпусти его, он уже сыт.
Почувствовав свободу, щенок неумело отряхнулся и заковылял в сторону. Выбравшись на солнцепек, он постоял как бы в раздумье и, к огорчению мальчика, неожиданно прилег, закрыв глаза и превратившись в черный комочек.
— Он устал, пусть отдохнет, — сказала Лена. — Ты в этом доме живешь?
— В этом, — с неохотой ответил мальчик.
— В школу ходишь?
— Нет.
— Нет? Почему? Сколько тебе лет?
— Восемь.
— Почему же ты не ходишь в школу?
— А я болел.
— Весь год болел? — подошла к нему поближе Лена. — Чем же ты болел?
— Не знаю, — скучающе отвернулся он от нее.
— Как твоя фамилия?
— Рантуев.
— А зовут?
— Славик.
— А как зовут твоего отца?
Нащупав в траве камешки, Славик принялся бросать их на крышу сарая. Они скатывались по крыше обратно и падали почти к самым его ногам.
— Славик, я с тобой разговариваю. Нехорошо так. Как зовут твоего папу?
Славик один за другим перебросал все камни через конек крыши и лишь потом повернулся к Лене.
— У меня нет папы… Он погиб на фронте…
— Он был в партизанах? Командиром разведки? — воскликнула Лена,
— А вы откуда знаете? — спросил мальчик, недоверчиво покосившись на нее.
— Знаю, Славик, знаю… Я живу у твоей бабушки… Твоя мама скоро придет?
— Скоро, если не будет собрания.
— Ты сегодня так и был здесь один?
— Не–е. Я к деду ходил. А завтра мы, может, на рыбалку поедем…
— Ты любишь рыбачить?
Славик замялся. Врать ему не хотелось, но на настоящей рыбалке, чтоб далеко в озеро уйти, на луды, да чтоб ловить на донку настоящих окуней, ему еще ни разу не доводилось. Чужие дяди его не брали, а дед считал удочную рыбалку баловством.
— Не то чтобы уж очень, — подумав, ответил он и вдруг оживился: — Вот если б ружье было!.. У нас вон там, знаете, уток сколько?! Вся треста так и шевелится. Это не так далеко, вон за той губой! Хотите, покажу!
— Хорошо, хорошо. Обязательно потом сходим… — Радуясь, что разговор налаживается, Лена сообщила, что она из школы и что Славик будет учиться у нее.
— Ты, никак, в школу ходить не хочешь? — спросила она, заметив, что Славик вдруг стал грустным.
— Я не хочу второгодничать, я во второй класс хочу, — тихо произнес он, глядя в землю.
— Какой же ты второгодник? Ты ведь не ходил в прошлом году.
— Все равно. Не буду я от Кольки отставать. Я лучше читать умею. У меня вон и книги есть! — быстро заговорил он, и Лена увидела, как в его черных глазах загорается непререкаемое упрямство.
— Так, Славик, нельзя! Все должны начинать учиться с первого класса. Ну и что ж, что ты пропустил год. Другие и по многу лет пропускают. Возьми фронтовиков! Они четыре года пропустили и совсем взрослыми после войны за парту сели. И ничего, учились, инженерами стали…
— В первый класс все равно не пойду.
— Как это не пойдешь? Директор школы прикажет — и пойдешь. В школе есть порядок и дисциплина.
— А вот и не прикажет! — засмеялся Славик. — Тетя Аня — мамина подруга, и не будет ничего приказывать.
Лена не сразу сообразила, что тетя Аня — вероятно, Анна Никитична Рябова. Да, видно, в этом доме для мальчика нет ничего запретного! А может, наоборот, запрещают ему слишком многое. До всего он должен доходить своим умом, и в результате — это удивительное упрямство и совершенно не детская самоуверенность. «Обязательно дождусь его матери», — решила Лена.
Жильцы соседних квартир уже вернулись, и дом все больше оживал. Из распахнутых окон слышались голоса, позвякивание посуды, приглушенное бормотание репродукторов.
Читать дальше