Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Как жить? — пожал плечами Барышев, — А так вот и придется… с одной рукой–от… Крестьянское дело, сам видишь, мне не подходит. Мужики, как грамотного да идейного, в Совет выдвинули… В делегаты вот попал.

— В деревне у вас как, голодно?

— И не говори! Нови ждем — не дождемся.

— Ты сказал — «идейного»… Ты что, в партии состоишь?

— Нет. Не записан. Только революцию я стойко провожу, ты не думай! С фронта это у меня. Против эксплуататоров вот как борюсь! С нами, с фронтовиками–то, считаются на деревне. И вот, как фронтовик–от, я хочу сказать тебе… По старому знакомству вроде… Есть у нас, у крестьян сила, есть. Мы без этих комбедов так тряхнем кулаков и спекулянтов! Мы найдем этих капиталистов, они еще запрыгают у нас в небо, вот увидишь! В этом я вроде бы тебе возразить хочу…

Анохину давно не терпелось узнать, за какую резолюцию отдал Барышев свой голос. Теперь надобность спрашивать отпала сама собой. Ясно, что и он проголосовал за левоэсеровскую…

— Много у вас фронтовиков в деревне?

— Шестеро нас.

— И все думают так же, как ты?

— Ну, может, и не все такие активисты... Но мужики нас слушаются.

— Много вы хлеба у кулаков реквизировали, чтоб помочь бедноте, накормить голодных.

— Так ведь говорю, товарищ Анохин! — загорячился Барышев. — Не занимались мы этим… А теперь, раз постановили браться за это дело, возьмемся. Приеду и первым делом так и скажу в Совете.

— В Совете, думаешь, тебя поддержат?

— Кто его знает? Кто победней поддержит…

— Много ли таких в Совете?

— Человек пять наберется.

— А остальные будут против?

— Могут.

— Вот теперь, Барышев, ты и объясни мне, почему ты голосовал против комбедов? Ты же сам собираешься продовольственный вопрос в своей деревне решать, опираясь на бедняков, избранных в Совет. ВЦИК дает тебе законные и полномочные права, а ты голосуешь против.

— Товарищ Анохин! Ей–богу, не нужны нам никакие комбеды. Вот увидишь, сами справимся. Все дело в фронтовике. Захочет фронтовик — сообща все сделаем. Мы ведь с оружием. Мы и так возьмем эксплуататоров за горло!

— Ну что ж, Барышев! Желаю успеха! Однако скажу! Если будешь делать то, что сейчас обещаешь, то без комбедов да без помощи городского пролетариата тебе не обойтись. Понадобится помощь — пиши, поможем!

— Сделаем. Сами все сделаем. Обещаю!

В его голосе было столько уверенности, что Анохин, пожимая на прощание руку, грустно улыбнулся:

— Оптимист ты, Барышев! Удивительный оптимист! И когда ты стал таким?!

Барышев принял замечание за упрек, неожиданно обиделся:

— Зря вы, товарищ Анохин, обзываете меня. Я за революцию всей душой–от.

Анохин засмеялся, похлопал его дружески по плечу.

— Не обижайся. Слово это хорошее. Я сам такой.

Поражение на выборах не было неожиданным, однако от этого не становилось менее горьким. Оно до чрезвычайности осложнило всю обстановку в губернии и поставило перед большевистской фракцией трудные проблемы. Левые эсеры, без сомнения, захотят теперь многое повернуть по–своему. Они, конечно, будут потрясать своими резолюциями, одобренными большинством съезда. Как им противостоять? Сейчас, пока руководящие посты в важнейших комиссариатах и отделах губисполкома принадлежат большевикам, им, левым эсерам, практически навряд ли удастся что–либо сделать. Но так долго продолжаться не может. Пользуясь большинством в Губсовете, они, конечно, захотят получить эти посты в свои руки. Как удержать их?

Не менее огорчительна была и другая сторона в случившемся — политическая. Завтра в Москве откроется V Всероссийский чрезвычайный съезд Советов. Что и говорить — хороший подарок съезду преподнесли петрозаводские большевики? Стыд, позор — да и только!

Как ни старались товарищи скрывать это друг перед другом, но уныние и растерянность угадывались, на их лицах, когда собралось совместное заседание большевистской фракции губисполкома и Петрозаводского окружного комитета РКП (б).

Пока ждали Анохина и Игошкина, которые вот уже более часа по прямому проводу связывались с центром, каждый мысленно анализировал ход губернского съезда, искал каких–то ошибок у себя или у товарищей, и самым мучительным было то, что никаких явных просчетов или упущений не находилось.

Держались по–разному. Одни хмуро курили в тягостном раздумье, другие с напускной бодростью расхаживали по комнате, беспрестанно разговаривая и пробуя даже шутить. Егор Попов сидел с таким многозначительным видом, словно ему одному дано было понимать истинные причины происшедшего. Поскольку такое поведение Читаря повторялось не в первый раз, беспокойный, язвительный Христофор Дорошин не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над ним: