— Леночка скоро ли придет? — ласково спросила тетя Фрося.
— Придет… Закончит уроки и придет.
Виктор присел на лавку рядом с Павлом и оглядел комнату.
Ничто в ней не изменилось за месяц, но знакомая, ставшая даже родной комната вызывала теперь тоскливое чувство. Как будто каждая вещь в ней смотрела на него с немым упреком: «Вот ты испугался, переехал, а делать этого совсем и не надо было…»
Павел молчал. Женщины занимались своим делом. Виктор достал коробку «Северной Пальмиры», распечатал ее, взял папироску и предложил Павлу. Тот оторвался от книги, помедлил, покосившись на этикетку, и все–таки принял угощение, с большим трудом выковырнув покалеченными пальцами папироску из плотно уложенной коробки.
— Мужики, никак дымить здесь собрались? — громко спросила Оля. — Шли б в другую комнату, там и чадили.
— Ишь ты какая неженка стала! — усмехнулся Павел.
— Пусть себе курят, чего ты? — вступилась тетя Фрося, но Павел первым поднялся и направился в комнату, где еще совсем недавно жили Виктор и Лена.
В опустевшей комнате было темно и прохладно. Они остановились у окна и напряженно курили, попеременно озаряя себя красноватым светом при затяжке.
— На лесопункт будешь устраиваться? — спросил Виктор, чувствуя, что Павел первым разговора не начнет.
— Нет, — резко отозвался тот.
— А чем заниматься думаешь?
— Не знаю… Там видно будет.
Загасив окурки, помолчали и, не сказав друг другу больше ни слова, вернулись в переднюю комнату, где все уже было готово и самовар весело тянул нескончаемую, уютную песню.
Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге появилась счастливая улыбающаяся Лена.
— Вот и мы! Не опоздали? — весело спросила она и, обернувшись, позвала: — Анна Никитична, где ты там?
— Здесь я, здесь, — послышался из сеней знакомый голос, потом на свет вышла Рябова, тоже веселая, улыбающаяся. — Ну и темнотища у вас тут в деревне! И когда только Орлиев сюда электричество подведет? Где он? Ах, его нет. А то заставила бы платить за порванный капрон… Где тут воскресший из мертвых? Здравствуй, Павел! Здравствуй, тетя Фрося! Я, как всегда, незваная прихожу. У меня нюх такой — как где праздник, я тут как тут… Но сегодня не моя вина. Вот Елена Сергеевна пристала — пойдем да пойдем… Чего ж, думаю, стесняться? Такие дни не часто бывают. А Павел, думаю, не забыл, как я ему «двойки» ставила? Чего ты смеешься, или я неправду говорю? — повернулась она к Ольге.
— Конечно, неправду, — улыбнулась та.
— Это еще почему? Может, скажешь, что и тебе я «двоек» не ставила?
— Конечно, не ставила…
— Да вы что? Сговорились тут, что ли? — в удивлении развела руками Рябова. — Не хотите ли теперь сказать, что вы отличниками всегда были, а?
Павел неожиданно улыбнулся и глухо сказал:
— Вы нам не могли «двойки» ставить. Тогда «неуды» в ходу были…
— Вот именно! — закричала Оля и довольно захлопала в ладоши. — Молодец, Пашка!
— Так это ж еще хуже, чего вы радуетесь? — попробовала вывернуться Рябова. — У «двойки» хоть «единица» утешением служит, а у «неуда» и того нет… Вот всегда так, — обратилась Анна Никитична к тете Фросе. — Хотела людям хорошее сделать, а они норовят меня же и впросак посадить.
— Неужто и правда, Пашенька, ты «неуды» получал? — спросила тетя Фрося с таким искренним огорчением, что все дружно рассмеялись.
Минут десять подождали Орлиева. Но как только шумное настроение начало понемногу спадать, Анна Никитична вдруг спросила:
— Долго ль нас тут голодом морить собираются? Почему шестеро должны ждать седьмого?
— Садитесь, садитесь за стол, дорогие гости, — заторопилась тетя Фрося, хотя, видно, ей очень хотелось дождаться Тихона Захаровича. — Пашенька, приглашай, чего же ты! Анна Никитична, Оленька, Лена! Садитесь, где поудобней.
Гости сели первыми: Рябова и Оля на лавке у стены, Виктор и Лена на скамью напротив, оставив Павлу табуретку. Однако он, помедлив, выбрал место рядом с Рябовой.
— Э–э, так не годится! — запротестовала та. — Чего на угол сел? Хочешь семь лет в холостяках ходить?
— Мне не страшно, — слегка улыбнулся Павел. — Я уже больше того просрочил… А табуретку давайте за Орлиевым забронируем…
— Ну, если так, то на углу мне и подавно бояться нечего… — Она поменялась с Павлом местами, заставила его придвинуться поближе к Оле, а сама уселась на табуретку. — Чего мы тесниться будем? Правда, тетя Фрося? Придет Орлиев — ему место найдется… Еще Гоголь говорил, что городничему в любой тесноте место найдется… Где это он говорил, Елена Сергеевна, в «Ревизоре», что ли?
Читать дальше