Юрий Трусов - Золотые эполеты

Врачи госпиталя, осмотрев Кондрата, решили, что жизнь больного в опасности и спасти его может только хороший уход, строгий режим. Они поручили заботу о нем родному ему человеку — сестре милосердия Богдане. По доброму совету Екатерины Александровны решили их обоих отправить немедленно из осажденного города в Одессу, а там далее — домой, до полного выздоровления Кондрата.

В тот же день Богдана торопливо простилась со своими коллегами-медиками и повезла тряской дорогой в санитарной повозке не приходящего в сознание Кондрата обозом в Херсон, а оттуда домой, в родной черноморский край…

В Одессе их уже ожидал извещенный письмом постаревший Виктор Петрович, вместе с еще более облысевшим доктором Францем Павловичем.

Кучер Скаржинского, Анлюс, лихо помчал их в запряженной шестеркой лошадей карете-избе в Трикраты.

…Хотя Богдана, Наталья Александровна и Франц Павлович использовали для исцеления больного мичмана все достижения тогдашней медицинской науки, болящий выздоравливал очень медленно. Тиф, видимо, дал осложнение, да и сказались незалеченные раны, контузии, мелкие ранения и травмы, полученные Кондратом во время обороны Севастополя. Открылась от высокой температуры рана на голове, совсем некстати начала снова гноиться, зарубцевавшаяся рана на ноге. Особенно томила Кондрата высокая температура, от которой у него мутилось сознание, болела голова. Он все время находился в бредовом состоянии. Это пугало окружающих. Ему представлялось, что он опять то на пароходе-фрегате «Владимир» вместе с Бутаковым и Корниловым участвует в обстреле османского парохода «Перваз-Бахри», то с лейтенантом Бирюлевым ночью атакует французские ложементы. А чаще вместе с Нахимовым выходит на открытый банкет четвертого бастиона, и вокруг, над головой, словно ветер, шумят летящие пули.

— Ваше благородие, дайте мне золотые эполеты, они так и притягивают к себе пули, а не то вас опять убьют.

— Тогда убьют вместо меня вас, — отвечал ему Нахимов.

— Но вы же нужнее меня!..

— Прекратите разговорчики, мичман! — хмурился Нахимов. — И не мешайте мне выполнять свой долг.

Адмирал, как обычно, спокойно, не спеша, опять выходил в золотом блеске своих эполет на открытую площадку бастиона. — Опять!.. Опять убили Нахимова. Опять! — кричал, метался в постели Кондрат.

Он как бы видел, как по золотой бахроме эполет алой змейкой струится кровь.

— Успокойся! Успокойся, Кондратушка! Успокойся, милый, — упрашивает, вытирая струящийся пот с лица больного, Богдана.

Обычно вмешивались или доктор Франц Павлович, или Наталья Александровна.

— Дайте ему капель. Успокоительных капель датского короля, — говорили они, протягивая Богдане склянку с лекарством.

Только и концу зимы у Кондрата спал жар и он стал медленно поправляться. Он сразу стал спрашивать о матери, о судьбе Севастополя.

Окружающие уже были подготовлены доктором Францем Павловичем, как отвечать на его вопросы. И Богдана, и Наталья Александровна, и Виктор Петрович очень волновались о том, как удачнее выполнить сию тягостную миссию. Потому что их ответы на эти вопросы были самые неутешительные. А врач говорил, его нельзя волновать, пока он не поправится окончательно.

Поэтому Богдана первая решилась на святую ложь. Она сказала, что врага от Севастополя отбили…

— Но как отбили?

На помощь Богдане пришел Виктор Петрович.

— Успокойтесь, уже закончились военные действия. В Париже идут переговоры о мире, — сказал он каким-то неуверенным голосом.

Это была правда. Вернее, полуправда, потому что, Севастополь был взят, но в Париже действительно шли переговоры о мире. Кондрат спросил:

— Я нахожусь в Трикратах?

— Да. Ты долго болел и тебя перевезли в Трикраты. Сейчас ты в усадьбе.

— А где мама? — спросил он очень слабым голосом.

— Успокойся… есть и мама.

— Где же она? — спросил он.

Это был самый страшный вопрос. И как к нему ни готовилась Богдана, она растерялась. Ее выручила Наталья Александровна.

— Ваша мама поехала в Одессу купить вам лекарство, — сказала она.

Кондрат кивнул ей головой, но глаза его заблестели каким-то особенным, лихорадочным огнем. Он заметил растерянность Богданы и слишком торопливый ответ Натальи Александровны. И первый раз усомнился в правдивости этих слов.

Ему показалось, что хозяйка Трикраты, говорит неправду. И хотя Кондрату трудно было говорить, так измотала проклятая болезнь, все же ему, наверное, хватило бы сил докопаться до правды. Он понял, что они обманывают его, потому что жалеют. Не хотят его волновать. Им, верно, запретил это делать врач.