Константин Шильдкрет - Царский суд

Нежно взял на руки сына, долго баюкал, притоптывал ногой. Не держалась детская головка на иссохшей шейке, беспомощно моталась в воздухе, билась о могучую отцовскую грудь.

— Марфа!

Съёжилась от оклика, уловила взгляд, вздрагивающими пальцами достала из-под рубахи длинную обвислую грудь, села на край лавки, взяла ребёнка.

Скуратов притих, восторженно следил за жадным чавканьем притихшего сына.

— Заснул?

Утвердительно кивнула.

— Так и лежи. Не ровен час — проснётся.

Таращила бессмысленно глаза, непослушная голова тяжело клонилась на плечо, тело сковывал неумолимый сон.

Скуратов устало потянулся, развалился на лавке.

— Скушно, Марфута.

— А ты засни... Сном всё... забуд...

Не договорила, рот передёрнулся в долгой судорожной зевоте.

Поднялся лениво, ткнулся лбом в промороженное оконце, перевёл взгляд на сына. Не выдержав, шагнул к нему, мягко провёл пальцами по реденьким русым волосам.

Спать не хотелось. Сел рядом с женой, тоскливо уставился перед собой.

— Скушно мне, Марфута.

Не ответила. Раскачиваясь с открытыми глазами и готовым для покорной улыбки ртом, спала.

— Обронишь дите.

Вскинула плечами, плотней прижала к груди ребёнка.

— Ты ляг с ним. Авось при корме не проснётся.

Поднялся с лавки, потянулся рукой к кафтану.

— Нешто по морозцу пройтись?

Пошёл к двери.

— Ты догляди за Юрашей, а я пойду попытаю маненько Никишку.

Вышел. На воздухе вздохнулось свободней, тоска исчезла, в глазах уже отражалось предстоящее удовольствие.

Хаят нащупала лицом крюк в стене; теряя последние силы, продела в него узел шарфа, дёрнулась всем телом. Шарф разодрался пополам, на крючке повисли клочья. Освобождённая бросилась к двери темницы. Обезумевший Никишка притаился за крыльями, страшно было пошевелиться, чтобы не задеть бившегося в судорогах опричника. Черкешенка отодвинула засов.

— Беги!

Холоп одним прыжком очутился в коридоре, не соображая, бежал по узкому проходу, больно бился головою о низкие своды. Вдали смутной полоской маячил полумрак.

Беспечно насвистывая, Малюта спускался в подземелье. За ним шагали два палача.

Стрелец сквозь дремоту узнал шаги Скуратова, подтянулся.

— Назовись.

Опричник добродушно усмехнулся.

— Чай, и по духу меня признал.

И, осветив фонарём тяжёлую связку ключей, выбрал один.

— Ишь, стонет. Погоди, ужо потешим.

Широко распахнул дверь, шагнул в темницу. Бешеный крик вырвался из его груди. Он схватил Калача за горло, с силой тряхнул. Опричник полуоткрыл глаза.

— Не дам околеть, покуда всё не расскажешь.

Губы раненого слабо шевельнулись. Он хотел что-то сказать, из горла вырвался булькающий хрип, лицо мучительно передёрнулось.

— Сказывай!

Не сдержался, ударил кулаком по стиснутым зубам, больно надавил коленом на грудь. Калач конвульсивно дёрнулся, откинул руки, стих.

Палачи склонились над ним, прислушались.

— Кажись, готов.

Скуратов заскрежетал зубами.

— Пёс!

И, откинув ногой раненого, залитыми кровью глазами оглядел темницу.

Слабый стон вырвался из груди Калача.

— Оставить его живу, или кожу со всех спущу! — крикнул Малюта и скрылся в потайном проходе.

Клок шарфа задел его по лицу. Изумлённо всмотрелся, узнал. Точно хмелем ударила в голову страшная догадка.

Никишка бежал уже с Хаят к сеням, ведущим к терему царицы.

Черкешенка остановилась на повороте лестницы.

— Туда держи.

Толкнула его в сторону от себя.

Холоп бросился на чердак, черкешенка облегчённо вздохнула и не спеша направилась к терему царицы.

Выглянув в слуховое окно, Никишка долго распознавал местность, сообразив, решил бежать сейчас же, пока не рассвело. Ему нужно было пробраться на двор льнотрепальни, к саням Ивашки. Он торопливо полз, прячась за сугробами, по царскому двору. У кованых ворот остановился, прислушался, отполз назад, вскарабкался на стену. Что-то глухо закричало и стихло. Встревоженный стрелец подозрительно вытянул шею, но тут же снова задремал, опершись на бердыш.

Никишка смерил глазами высоту, лежа оттолкнулся, упал в сугроб.

С визгом рванулись псы из скрытого отверстия в стене, набросились на беглеца. Он попытался вырваться, псы жгуче впились зубами в икры. Проснулась стража.

Без шапки, в распахнутом кафтане, тяжело отдуваясь, бежал к воротам Скуратов. Он задыхался от гнева, терял рассудок. Коротким окриком отогнал собак, ударом кулака сбил с ног Никишку. В стороне стояла перепуганная стража.