Тогда шевалье Дуглас приблизился к императрице и, почтительно кланяясь, подал ей бокал, содержимое которого приняло красновато-опаловую окраску.
В глазах государыни мелькнул мрачный огонь.
— Подождите, — сказала она, отстраняя бокал, — если ваш напиток действительно оказывает такое чудесное действие, то в нашем обществе была бы нарушена гармония, если бы я одна испробовала его. Выпей это, Иван Иванович! — приказала она почти грубым тоном, схватив бокал и протягивая его графу Шувалову.
Граф поднёс бокал к своим губам.
— Остановитесь! — боязливо воскликнул Дуглас. — Граф Шувалов крепкого телосложения, для него доза была бы велика.
— В таком случае выпей половину, — сказала Елизавета. — Так будет хорошо?
— Но не больше, — заметил Дуглас.
Граф Шувалов быстро, не колеблясь, выпил приблизительно половину жидкости.
— Теперь вы, — приказала Елизавета Дугласу.
Тот взял бокал из рук графа и выпил остаток эликсира.
— А мадемуазель де Бомон? — государыня обернулась к молодой девушке.
Дуглас приготовил новую порцию и протянул её своей спутнице, которая тотчас выпила всё залпом.
— Теперь, — приказала государыня, — приготовьте порцию для меня!..
Елизавета ни на минуту не отрывала взора от Дугласа, всё время державшего флакон в своей руке. Он взял салфетку, заботливо вытер бокал, снова наполнил его вином до половины и опять нацедил в него несколько капель эликсира.
Государыня взяла бокал и быстро выпила его содержимое.
— Ах! — воскликнула она. — Это освежает; кажется, словно всё тело наполняется каким-то ароматом.
— Это — жизненная сила, — заметил Дуглас, — в несколько мгновений она распространится до сердца, и оттуда разольётся по всем жилам в теле; тогда начнётся работа восстановления жизненной энергии.
Елизавета Петровна откинулась на подушку и закрыла глаза, словно хотела сосредоточить всё своё внимание над наблюдениями за действием чудесного напитка. Через несколько минут с её лица исчезли красноватые пятна, уступив место ровному, естественному румянцу; поблёклые щёки словно наполнились и посвежели; губы слегка раскрылись для глубокого, здорового дыхания, выражение мрачной горечи в чертах сменилось счастливой улыбкой, она свободно двигала членами своего тела, даже руки казались полнее и приняли нежный вид вместо прежней сухости и желтизны. Елизавета медленно открыла глаза, и все увидели, что те изменились ещё поразительнее, чем лицо. Пропали окружавшие их синяки, провалившиеся глазные впадины приняли прежний вид, зрачки утратили свой беспокойный, лихорадочный блеск и радостно светились, словно в них отражались голубое небо и свежая весенняя зелень деревьев.
— Какое удивительное ощущение! — восхищённо воскликнула государыня. — Мне кажется, словно предо мной раскрылся новый мир, словно с каждым мгновением новая жизнь проникает во все атомы моего тела.
— Да, это так, ваше величество, — сказал Дуглас, — это — квинтэссенция, возбуждающая все жизненные силы, извлечённая графом Сен-Жерменом из всех плодов природы, мельчайшие атомы которых соединены в этом эликсире.
Елизавета Петровна встала, широко раскинула руки и сияющим взором окинула море.
Граф Шувалов встал и выпрямился. В его очах горел огонь, его улыбающееся лицо блистало изумительной красотой. Такая же перемена произошла и с шевалье Дугласом — всё в нём, казалось, стало более благородным, мужественным и идеальным; мадемуазель де Бомон казалась ещё более изменившейся; её глаза блистали так, как будто она, как царица Ипполита, хотела встать во главе войска амазонок, чтобы вести их в бой; нежные черты её лица, не теряя своей мягкости, получили выражение такой огненной силы, что императрица с полным изумлением смотрела на это удивительное лицо, на это удивительное существо, в котором было столько истинно женской мягкости и грации и вместе с тем просвечивали совершенно мужские сила и мужество.
— Вы были правы, шевалье, — воскликнула Елизавета Петровна, — беру свои слова обратно; эликсир графа Сен-Жермена подтверждает всё, что вы о нём говорили.
— Я это знал, — гордо и самоуверенно ответил Дуглас.
— И моя повелительница не доверяла этому! — мягко укорил граф Шувалов, подходя очень близко к императрице. — Вы могли бы вполне положиться на меня! — шепнул он ей на ухо.
Императрица вздрогнула, когда его горячее дыхание коснулось её щеки.
— Благодарю тебя, — тихо сказала она и пожала ему руку, посмотрев быстрым, полным страсти взором в его пылающие глаза. — Но, — воскликнула она, — этот весенний воздух заставил меня проголодаться. Я была недостаточно справедлива к этому завтраку — в действительности же я должна похвалить моих поваров, они не заслужили невнимательного отношения к своим произведениям.
Читать дальше