Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

— Ты хороша, как ангел… Ну, не сердись. Бегу, узнаю! — скрываясь в дверях потайного коридора, крикнула Юлия.

— Господи, только не захворать теперь бы! — шептала суеверно Анна, направляясь к постели. И вдруг, вся задрожав, побледнела как полотно.

Резкий барабанный бой зарокотал на дворцовой площади, у самых окон её опочивальни.

Говор и гул большой толпы, отдельные выклики и снова дробь барабана… Все отзвуки народного мятежа, знакомые Анне ещё в царствование покойной императрицы, теперь снова доносились сквозь двойные рамы дворцовых окон, леденя кровь в жилах напуганной женщины.

«Что это такое? Бунт? Военный мятеж? Миних поднял на нас солдат?» — пронеслось в уме Анны, и, ничего не разбирая, она бросилась в соседний покой с громкими криками:

— Мы погибли! Спасите сына! Там бунт… Солдаты… Барабан… Узнайте, что случилось. Скорее… Бегите… Принц, что же вы? Или не слышите: военный бунт… Барабан!..

Бледными губами повторяла она одно и то же, опустясь на стул у самой двери, соединяющей комнату совета с её почивальней.

Все, кроме Антона, встревоженные, бледные, тоже метнулись к окну, не исключая Остермана. Только принц Антон не тронулся с места, самодовольно улыбаясь.

Видя, что Анна готова лишиться чувств, он поднялся и подошёл к ней.

— Уу-спокойтесь, принцесса! Ничего такого нее-т. Ууспо-ккойтесь. Выпейте воот вооды… Ээто моой сюрприз граа-ффу Миниху… Дом его совсем блии-зко! Через площадь от двоо-рца. Пусть по-слушает стаарик… Пуу-скай!..

— Что ещё? Говорите толком, — от страха переходя к необузданному гневу, крикнула мужу Анна. — Что это за барабан?!

— Ддда… этто как всеегда… Ваажные укаазы при бараа-банном бое объявляются всему населению столицы… Тепее-рь будут знать люди, что пеервый министр и генерал-фельдмаршал получил… чии-стую… отстаа-вку! Ха-ха-ха!.. Вот дуу-маю, ста-аарый…

— И вы это сделали! Вы решились?! Осмелились! — вне себя, подымаясь, кинула ему в лицо Анна. — Кто дал вам совет? Вы спросили меня? Вы так грубо оскорбили нашего избавителя, своего наставника! Старика-солдата, всегда удачно воевавшего за наш трон? Израненного, всему миру известного, вождя-героя… Вы… посмели!..

— Нно… принцесса… Ваш собственный приказ. Так водится при всяком случае.

— Миних — не всякий ! Впрочем, куда вам-то понять! Для людей с низкой душой — все мелко и обыденно. Я и забыла…

— О-ооднако, прии-нцесса, ваше высоо-очество! По-озвольте… вы так жестооко… Кто мог думать? Опала, значит, опала! Он — наш враг. Следовало миру показать, что Миниха больше нет. Я думаю: каждый на моём месте… Воот спрр-росите даже графа Остермана. Я уверен, даже он… Нну, скаажите поо правде: как бы вы на моём месте? Скаа-ажите её высочеству!

— Конечно, на вашем месте я бы не сумел иначе поступить… но…

— Слышите… видите: даже он… Остерман!..

— Но как Остерман я бы того не сделал! — спокойно докончил свою речь старик. — И вы бы сами, принц, так не поступили, я полагаю, если бы только…

Он не досказал. Но все поняли конец фразы.

Антон, сконфуженный, растерянный, отвернулся, скрывая слёзы стыда и досады, навернувшиеся на глазах.

— Если бы он был Остерман, а не… Антон Ульрих, принц брауншвейгский! — желая добить супруга, презрительно договорила Анна. — Вы правы, граф. Он ничего не сообразил. Как теперь озлится старик — и по праву! Миних — не Бирон. У него везде друзья. Он незапятнан. Он может…

Дверь внезапно распахнулась, вошёл Миних-сын, увидал принцессу и, кланяясь ей, заговорил:

— Простите, ваше высочество, я не знал, что вы здесь. Вошёл так внезапно, без уведомления. Но… там мой отец… Он желал…

— Знаю… понимаю, полковник. Принц, примите его! — обратилась сухо к мужу Анна. — Скажите, что я тут ни при чём, что сожалею! Слышите? Извинитесь хорошенько. Скажите: за такую незаслуженную обиду я готова дать ему удовлетворение, какое он сам пожелает. Слышали? — подчеркнула она. Вышла, хлопнув дверью, из покоя прошла в свою спальню, бросилась в кресло, сжимая виски руками, и так затихла.

Миних-младший, выйдя из кабинета, через минуту вернулся туда вместе с фельдмаршалом.

Старик видимо опустился, постарел за эти последние дни, полные нравственных тревог. А то, что пришлось пережить сегодня, ещё больше заставило согнуться стройный ещё недавно стан, затемнило облаком тоски и затаённого горя взор героя, такой молодой и сверкающий ещё немного дней назад.

Отдав всем сдержанный учтивый поклон, он, глядя в упор на принца, с нескрываемым презрением и враждой проговорил: