Он выпрямился во весь рост, как бы давая священную клятву:
— Бог слышит: я берусь!.. Я сделаю… Я исполню это!
— Вы, граф? Вы?! Верить ли ушам?
— Верьте моей чести. Верьте клятве старика Миниха перед Господом, Властителем миров!
В порыве радости Анна тоже поднялась, крепко поцеловала Миниха, и оба они, снова опустившись на свои места, стали беседовать доверчиво, задушевно, как близкие друзья.
— Дело готово! — негромко объяснял Миних. — Я ненавижу его не менее, чем вы. Он и со мною поступил бессовестно, неблагодарно, как всегда и вечно поступал со всеми. Мне думалось: он человек. Нет, это зверь. А тогда и поступать будем с ним по достоинству. Время не терпит. Теперь же захватим его с целым гнездом! И тогда…
— О, тогда! — с выражением безграничной ненависти прошептала Анна, даже оскаливая свои острые зубы, словно готовясь их впустить в тело врага. Но сейчас же вечная сдержанность и осторожность взяли верх над стихийным порывом, и она заговорила, подымая глаза к небу: — Ну… Как судьба нам укажет… Только бы достичь успеха, не испортить бы замысла какой-нибудь неосторожностью, ошибкой, хотя и невольной, конечно… Подумайте хорошенько, не слишком торопитесь. Если нам дело не удастся — и вы, и мы тогда погибли. Он поймёт, что удар исходил от нас. И он не даст пощады… как и сам не получит её. Вся наша семья погибнет. Он мстителен и опасен.
— Бирон? Мне опасен?! Когда я решил раздавить эту гадину… Ха-ха-ха!
Презрительный смех как-то неожиданно и странно прозвучал в этом тихом, небольшом покое.
— Успокойтесь, принцесса. Только наша общая рознь, слабость и нерешительность давали опору и силу этому наглецу, мошеннику, одетому в мантию герцога, играющему скипетром великой державы, как палкой скомороха… Это же бездарный, жалкий плут, способный лишь потворствовать женской похоти и угождать ей самым грязным образом. Вы же знаете это, принцесса, не хуже меня. Да я бы давно убрал это рябое чучело с его высокого кресла… Но мне казалось, что принц Антон, не любя меня, и вам успел внушить неприязнь к старому Миниху. А теперь, когда все объяснилось, — я раздавлю его, как букашку! И завтра же. Время не терпит. Наши преображенцы последний день будут держать караул в логове этого… хорька! А на иных положиться опасно. Завтра — и делу конец!
— Как?.. Завтра же!.. Боже мой!
— Да, не иначе… Да откиньте весь страх. Верьте слову старого солдата: послезавтра утром — вы сильны и свободны, как сами пожелаете того! В добрый час… Да поможет нам Бог!
— Позвольте… Подумаем, граф! — видимо теряясь, быстро заговорила Анна, держа за руку Миниха, как будто опасаясь, что он не дослушает и уйдёт сейчас же свершать своё опасное дело. — Знаете, граф, а не лучше ли нам обсудить всё ещё раз… хорошенько? Что, если бы посоветоваться ещё с нашими лучшими друзьями… С фон Менгденом, с другими…
— Мы толковали с ним, принцесса.
— С графом Левенвольде…
— Мне… с ним?! — порывисто начал было Миних, но сейчас же сдержался и мягко, но настойчиво продолжал: — Нет уж, ваше высочество. Вы говорили, что полагаетесь на меня одного. Пусть так и будет. Я не желаю никого вовлекать в опасность без крайней нужды. И риск, и ответ пускай уж лежат на мне одном.
— И одному вам — благодарность наша, великодушный, отважный человек! Пусть так. Я согласна. Делайте как хотите. Не медлите только, если уж сами решили, что час настал. Нам не вынести дальнейших ожиданий. Я… я с ума сойду. Я… Не медлите, дорогой граф!..
— Мой полк и я, — мы не привыкли медлить в виду врага! — совсем в духе старинного французского шевалье ответил Миних, недаром любивший язык Франции больше своего родного. — До завтра, принцесса!
Почтительно и ловко облобызал он поданную ему руку, приняв ответный поцелуй в открытый, высокий лоб, резко очерченный линией пудреного парика.
— До завтра, дорогой наш избавитель! — провожая уходящего, поднялась с места Анна. — Будем ждать. Да хранит вас Господь.
Ещё раз ловко откланявшись, Миних вышел из покоя.
Проводив графа, Анна позвала свою любимую фрейлину фон Менгден и, усаживаясь поудобнее в кресло у камина, начала сообщать ей о решении, принятом фельдмаршалом. Но девушка сразу перебила подругу:
— Я знаю… я почти все слышала, стоя здесь, за дверью уборной. Опасаясь, чтобы кто-нибудь другой не пробрался сюда, я там была всё время… Знаешь, когда уж все стало ясно, я едва удержалась, чтобы не выскочить, не броситься на шею этому красавцу старику… Он не только отважен, он прекрасен собою! Ты не замечала этого, Аннет? Недаром многие дамы без ума от этого седого обольстителя!..
Читать дальше