Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

Обер-гофмаршал Левенвольде, ближайший сотрудник Бирона, приняв взволнованный вид, отозвался первым на громкую речь временщика:

— Мы видим, герцог, вашу отвагу… И, с своей стороны, тоже готовы… Не заставили себя ждать… А Остерман?.. Кто его не знает!.. Больной, дряхлый человек. Ум сильный, но тело — увы!.. Он, полагаю, на все согласится, что может послужить для нашего общего блага…

— Виляет он, вот что! — не выдержав, злобно кинул Бирон, теряя прежний кроткий, елейный свой вид. — Я слышал: он весь вошёл в австрийскую партию. Поглядим, кто осилит!.. Но теперь не время заводить внутреннюю свару. Вы же понимаете, друзья мои. Сейчас не место розни. Потом будем грызть друг друга. Против нас подымается опасная вражда, общая ненависть русской партии. Граф, я попрошу вас! — обратился он к Левенвольде. — Вы сумеете лучше других. Поезжайте. Объясните. Скажите: акт о наследнике государынею подписан, как его сам Остерман начертал. Но ещё важный вопрос: как быть с регентом? В каком виде установится правительство?.. Вам, друзья мои, граф Остерман что-нибудь об этом говорил?

— Лисит он по своему обычаю! — с кривою улыбкой, показывая испорченные зубы, заметил Бестужев. — Толкует об одном: «Важно-де, кто примет сукцессию на троне. А там и правительство-де выяснится само по себе. У малютки-государя есть мать. И если при ней — верховный совет, с герцогом курляндским во главе, конечно…» Так он толкует…

— «Совет»… Знаем мы эти «советы»! — гневно прервал его Бирон. — Эти сеймы… всякие, консилии!.. Польша потому у нас и в кулаке зажата, что у круля ихнего — такие «советы»… Сколько умов… Нет: сколько ртов, столько и мнений, безрассудных порою и всегда корыстных!.. Гибель одна от этих «советов». Да государыня и слышать не хочет, чтобы столь юную принцессу сделать правительницей.

— Тогда… как же быть, герцог? — растерянный, спросил Левенвольде, не понимая, куда клонит его покровитель.

— Ну, потом… Мы ещё здесь вот потолкуем все вместе. Спешите, привезите Остермана. И тогда…

Левенвольде замялся.

— А… а если он и в самом деле болен, ваша светлость?.. Как быть тогда?

— Если даже умирает — всё равно! — вспыхнув, резко, забывая всякую сдержанность, отчеканил Бирон. — Скажите ему: «Бирон ничего не забывает! Всегда все помнит… и помощь в трудную минуту… и… вражеский удар из темноты». Напомните ему Волынского! — топнув даже ногою, почти выкрикнул он. — Спешите, граф… Время не терпит…

Левенвольде молча поклонился и быстро вышел.

Глядевший ему вслед Бирон стоял несколько мгновений возбуждённый, с багровым лицом, с жилами, которые вздулись на лбу и на короткой шее.

Вдруг, словно отрезвев, припомнив что-то очень важное, сразу принял другой вид и, стараясь, чтобы его расслышал уходящий по анфиладе покоев обер-гофмаршал, примирительно заговорил:

— Нет, впрочем… на надо! Того не говорите! Не слышит… Э, впрочем, всё равно! — с досадой заметил он сам себе и, почти не обращая внимания на присутствующих министров, зашагал по комнате, в нетерпении покусывая толстые, резко очерченные губы, где серела полуседая щетина усов и бороды, небритой дня два среди тревог и общего беспокойства, овладевшего двором Анны за последнее время.

— А… вот и наш господин фельдмаршал пожаловал! — с довольным видом возгласил Бестужев, занявший наблюдательный пост у окна, выходящего на площадь.

— Миних! Ещё предстоит работа — обломать его!.. — проворчал Бирон, но сейчас же возразил сам себе: — Впрочем, нет! Этот много проще, прямее старой лисы, Остермана. Скорее все разберёт и поймёт… Один он подъехал?

— Менгден, Трубецкой катят за ним… И ещё…

— Все мои «приятели», — криво усмехнулся фаворит. — Ну, ничего… Бумага у вас готова? — тихо бросил он вопрос, подойдя вплотную к Бестужеву.

— Тут!..

— Добро. Я встречу их рядом, в большом покое. Сюда всех сразу звать нельзя… Прежде надо будет между нами дело повершить… И тогда уж…

Снова пошагав по комнате, он спросил у Бестужева:

— Съезжаются остальные?..

— Все, как на парад!.. И господин Маслов… Хе-хе-хе!..

— Он нам пригодится. Ну, я сейчас…

Но уже стоя на пороге входной двери, Бирон вспомнил что-то и быстро вернулся к Черкасскому, который с невозмутимым видом слушал все нападки на русских, только посапывая носом, словно задремал в кресле у камина, обогрев свой отвислый, огромный живот, вытянув короткие, бревнообразные ноги в ботфортах поближе к огню.

— Милый князь, чуть было не забыл! — обратился к нему по-приятельски Бирон. — Там с китайскими товарами так оно глупо вышло… Я поминал государыне… У ней самой из ума было вон. Вы получите то, что вам было обещано, до последнего рублёвика. Завтра же пойдёт от меня строжайший приказ… по воле императрицы… Вышла ошибка, что с вас теребили пошлины, и такие великие!..