Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

— Кое место себе пропорол, малый-то? — закрыв глаза, задала вопрос Анна. — Надо бы ему способие послать. Слышь, попомни, тётушка!..

— Попомню, родная! — быстро закивала головой Салтыкова. — А тебе што, батюшка! Не пойму! — обратилась она к Бидлоо, заметив, что тот ей делает какие-то знаки. — Повыйти хочешь… так иди себе… Мы тут побудем при государыне…

— Весёлое надо говорить её величеству… а не такое! — шепнул ей врач, подойдя поближе.

Наивная старуха только досадливо отмахнулась от врача, словно от мухи, и продолжала тараторить:

— А то ещё анамнясь… вот забавушка была!.. Приехал князёк Гагарин к своей разлапушке. А князенька Мещёрский, муженёк-то, проигрался в пух да пораней обычного и объявился домой… Накрыл обоих — на постельке, на тёпленькой рядком лежат!.. Ну, известно, дискурсы всякие пошли… «Стыд, мол, на всю фамилию. Мы-де Рюриковичи!.. Мол, и убить могу обольстителя… Али там выкуп взять, какой полагается!» А тот-то, Гагарин, и спроси: «Какой выкуп?» — «Да уж не меней трёх тысяч… за такой конфуз! И штобы нихто не знал…» — «Добро! — говорит махатель-то. — Со мною вот шесть тыщ. Так вы уж и завтра не мешайте нам… А теперь, с Богом!» Взял муженёк покладистый у Гагарина денежки, партию доигрывать поехал!.. Каково!..

— Проказник, этот князь Андрей! — улыбаясь слабо, похвалила Гагарина Анна.

— А ещё што я слыхала… истинно дива достойно! — сыпала дальше говорунья. — В казённый день, когда наказывать полагается на торгу, девку ль, бабёнку ли одну стегать надо было… За дела за воровские. Она и молит: «Ноне час мне приспел… рожать надо! Ох, не бейте! Неповинную душу забьёте во чреве!» А по виду и не знать, што уж пора её настала… Брюхо-то не больно велико. И не послухали, повели рабу Божию… А она тут на месте, как первые кнуты хряпнули, возьми, тройню и родила!..

— Што ты… Да неужто… бедная! — сразу потемнев, откликнулась больная.

— Вот разрази меня Господь!.. С перепугу ль это она… Али назло, штобы своё доказать… взяла да и рассыпалась… да тройню… И все живы, слышь!

— А девку, што же… простили?

— Зачем её прощать… Пороть ещё будут, допарывать, как полегче ей станет! — успокоительно проговорила Салтыкова, не замечая, как волнуется больная. — Уж, что полагается, девка получит своё!..

— Нет… Нет… Не позволю… Простить… Не сметь!.. — порывисто заговорила Анна. — Бог за неё, видно, и меня карает… Пусть так её сошлют, не бивши!.. Скажи там Маслову али…

— Да што ты, государыня-матушка! — наконец сообразила Салтыкова. — Што с тобою!.. Никак, и, слёзки на очах! Скажу… скажу… Да ничего такого и не было!.. Все приврала я… Только бы потешить тебя малость!..

— Нет… Нет!.. Штобы не стегали… За меня пусть помолится девка та несчастная!.. Нет…

Нос в это время, видя, что Бидлоо настойчиво делает знаки Салтыковой, предлагая ей молчать, — снова выбежал из своего угла и завертелся перед постелью больной.

— Мьяу… мур-р… А Котишко-Мурлышко ноне по дворцу бегал… да што слышал, што видел!.. Мьяу!.. «Сам-то» с самою поссорился… Он-то ей…

Тут Нос, став на ноги, принял осанку Бирона и его голосом заговорил:

— «Надоела ты мне… Ишь, какая толстая да рябая! И прёт тебя, разносит во все стороны!.. Лучше б ты хворала, а государыне быть здоровой!» А она ему этак-то на ответ: «Известно, окроме государыни, ты ни жены, ни детей знать-ведать не желаешь давно!» — «И не желаю! Она — солнце в небе, а ты — истинная мразь! — Это герцог-то ей. — Я моей царице по гроб слуга. А ты мне ненавистна, жена постылая! Марш на место, сторожи: как там все при ненаглядной нашей… Хорошо ли да ладно ли!..» И-и поплыла моя утица… так, вперевалочку… — подражая походке герцогини, заковылял по комнате Нос. — Чай, и сейчас сидит поблизу, носом своим толстым клюёт спросонья. Уж и спать здорова, толстая корова!..

И он раскатился мелким смехом.

— Правда!.. Так ты все и слышал! — видимо довольная, спросила Анна, грозя шуту. — Чай, прилыгаешь больше половины, коли не все врёшь!.. А…

— Вот провалиться бы мне на том месте! — с забавной ужимкой отскочив назад, забожился шут. Потом сразу очень яростно, но негромко, чтобы не потревожить больную, закричал, как пёс, поставя свой хвост-опахало палкой… Тут же опустил его, выгнул спину горбом, зафыркал, замяукал, как озлобленная кошка, отбивающая пощёчинами нападение сердитого пса.

Анна полуприкрытыми глазами несколько мгновений следила за потешной сценой, изображаемой любимцем-шутом, и вдруг мгновенно уснула, как это теперь с ней часто случалось.