Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

— Бей барабан тревог… Трубить на сбор!.. Пока будем оставляйт эта сволочь! — решил Гольмстрем.

Прозвучала команда. Драгуны собрались в ряды и, сделав оборот кругом, стали быстро удаляться от харчевни в сторону, противоположную той, откуда тёмной лавой надвигалась помощь осаждённым…

— Га!.. Наутёк пошли! — загоготали оставшиеся в харчевне солдаты и матросы. — Испужался, бусурман треклятый… Улю-лю-лю!.. Лови его!..

И со свистом, с реготом, с шумом высыпали они на простор тёмной площади, громко заорали подходящим друзьям:

— Спасибо, братцы… Нечего торопиться… Вишь, сбежало драгунье дырявое!.. Хо-хо-хо!..

Свист, хохот и неистовое улюлюканье смутило даже тяжёлый, тёмный мрак этой ненастной, тревожной ночи. Кое-кто стал развязывать баб и мужиков, которые понуро и молчаливо ожидали, чем кончится вся эта передряга, не ими затеянная, но едва не принёсшая много новых мук и горя этим тихим, безответным людям, тёмному стаду людскому…

Прошла ещё неделя.

Всю ночь не спал никто во дворце. Суетились люди, врачи дежурили у постели больной государыни. Придворные из более близких приезжали и уезжали.

На тревожные вопросы: «Что с государыней?» — получался печальный ответ: «Плохо по-прежнему, но есть ещё надежда…»

Настало утро 17 октября. Медленно, печально потянулся день…

Цесаревна Елизавета, ночевавшая в покое, соседнем с опочивальней Анны, — так и не уехала к себе. О Бироне и говорить нечего. Он почти не отходил от больной. Жена его и дети с рассветом тоже были вызваны во дворец.

— Надо быть вам здесь на всякий случай… Вдруг опомнится государыня и спросит кого-либо из вас, — отрывисто пояснил жене герцог.

Лицо у него было бледное, отёкшее, глаза воспалены, словно он не только провёл бессонную ночь, но и сам страдал затаённой болезнью…

Быстро промелькнул пасмурный зимний день. Но людям, томившимся в стенах затихшего, печального дворца, он казался бесконечным!.. Кто был близко к опочивальне больной, вздрагивал ежеминутно от стонов и криков Анны, которую терзали жесточайшие колики. Сначала все снадобья, даваемые ей Бидлоо и де Гульстом, её любимыми врачами, казались бесполезны. Но вот к вечеру, когда стали надвигаться ночные тени на дворец и на всю словно притихшую столицу, повелительница обширного царства, воющая и стенающая от боли, как самая простая служанка, молящая врачей убить её скорее, если нельзя прекратить муку, — эта страдающая женщина, метавшаяся на постели, как огромная рыба, выброшенная на сушу, покрытая клейким, холодным потом, перестала понемногу вопить, стенать и затихла понемногу. Боли стали много легче. А может быть, просто и притупилась чувствительность организма, истощённого муками, одурманенного разными наркотическими снадобьями, какие давали Анне врачи.

Другая давно бы впала в забытье от всех микстур, принятых Анной. Но императрица, могучая телом, только почувствовала, что лёгкая дремота охватывает её впервые за сорок с лишним часов.

Багровое от натуги лицо её сразу побледнело. Большие мешки и синие, почти чёрные круги выявились под закрытыми глазами. А опущенные густые ресницы кидали на это помертвелое лицо ещё большую тень, усиливая его сходство с мёртвым ликом. Но грудь больной тихо и ровно вздымалась, руки, раскинутые по постели, слегка вздрагивали порою, и Бидлоо, дежуривший эти часы у постели государыни, облегчённо вздохнув, шепнул Анне Леопольдовне, которая почти всё время проводила вместе с врачами в этой опочивальне:

— Засыпает… Теперь поспит немного… Боли смягчились. Подите и вы отдохните, ваше высочество!..

— Нет… нет!.. Я не устала… Я только выйду в соседний покой… Тут так душно… Я буду там!..

И на цыпочках вышла она из опочивальни.

Рядом, в небольшом покое, сидела Елизавета у пылающего камина и тихо о чём-то беседовала с леди Рондо, женой английского министра-резидента. Герцогиня Бирон дремала тут же, пригретая огнём, уютно пристроясь всей своей тучной фигурой в широком, мягком кресле. Две дежурные дамы, сидя поодаль у окон на мягких скамьях, тоже порой замолкали и, задремав, вскидывались через мгновенье, снова лениво, вяло продолжали прежний, негромкий разговор.

— Легче немного государыне! — кинула Анна Леопольдовна Елизавете вполголоса фразу в ответ на немой, вопросительный взгляд цесаревны. Усталой походкой подошла к дивану, стоящему у стены против окон, поправила брошенные тут расшитые подушки, улеглась, потянулась с наслаждением и через несколько мгновений уже уснула.