Михаил Ломоносов - Жажда познания. Век XVIII

— И что же ты сделал? — уже с интересом выспрашивали у него писучие дьяки. — Крест скинул?

— А вы б чо сделали? — с вызовом ответил Андреев, как будто бы и не его пытали. — Ясное дело — сбросил! И пошёл, куда указали. Дьявол же ведь! Против него как?

Дьяки писали, но пересмеиваться перестали. Всяко в мире бывает. Может, и не всё врёт Аверьян, и тогда чего? Над дьяволом-то не больно посмеёшься.

А об монете Аверьян показал, что её-де ему сам дьявол дал. И говорил: «Даю для того, чтобы старец тебе поверил, — ему покажи. И чтобы и меня ты угадал, когда я в другом образе к тебе приду. У меня будет вторая половинка той же монеты — по ней ты меня и узнаешь».

Читал Ушаков показания Аверьяна Андреева, хмурился, не зная, то ли правду мужик говорит, то ли врёт. Может, прикидывается дурачком, может, и в самом деле блаженненький — видения имеет.

Ещё выяснилось, что два года провёл Аверьян у беспоповцев, что на Ветке по реке Сож, за Польским рубежом, обретаются. Старец Варсонофий его не притеснял, только молиться заставлял много. Говорил:

— Прилетит архангел на белых крыльях, с собой всех заберёт и дьявола поразит.

— Ну и прилетел архангел? И где ты дьявола встретить должен? И что ему сказать, когда его признаешь? — в который раз спрашивали дьяки. И каждый раз, и после битья немыслимого, и после хорошего обеда, коим его смягчить хотели, Аверьян упорно отвечал:

— Не погублю душу. Не скажу! Плоть терзайте, ваша она! А душу спасу. Не скажу!

И тогда Ушаков, не слушая дьяков, приказал Аверьяна Андреева расковать, накормить, отдать армяк, портки, лапти, котомку с половинкой монетки и ней и отпустить на все четыре стороны. А от себя ещё и шапку лисью, пушистую, тёплую, а заодно и приметную, пожаловал:

— Носи на здоровье, посрами дьявола. И хоть ты крест и сбросил, но дело у тебя благое — мешать не будем.

Однако непрост был Ушаков. Перед тем как отдать злотый Аверьяну, взял другую такую же монету и так же точненько пополам распилил. Аверьяну новую половинку отдал, а другие себе оставил. И приказал двум лазутчикам-соглядатаям под страхом живота выследить, куда направится Аверьян. И чутьё Ушакова не обмануло. Первое донесение от лазутчиков было о том, что Аверьян после малого отдыха пристроился к санному обозу с пенькой, который шёл не куда-нибудь, а в Архангельск, прямо через Холмогоры.

Пребывавший ныне в академии учеником Иван Харизомесос был по-настоящему счастлив и горд. Михайла Васильевич обещал устроить его в астрономическую обсерваторию, дать большую ночезрительную трубу и учёное задание: вести наблюдение солнечного затмения. Выпало наблюдать редчайший случай — затмение Солнца планетой Венерой. Диск Венеры должен был пройти через Солнце; начало явления было давно наиточнейшим образом вычислено. Иван основы небесной механики Коперника уже изучил и те вычисления сам тоже проделал и перепроверил. Месяцы провёл в труде беспросветном, перемножая столбиком и деля уголком бесконечные заборы шестизначных цифр. Строил на бумаге эллиптические орбиты Земли и Венеры, проводил лучи из фокуса, в коем находится Солнце. И радость высокую испытал, когда вычисления кончил и нашёл время совместного прохождения Земли и Венеры через луч, из Солнца исходящий. И время-то совпало с вычислениями других астрономов.

Ещё за месяц до срока затмения [121] ...до срока затмения. — Прохождение Венеры по диску Солнца наблюдалось в 1761 г. В романе это событие отнесено к более раннему времени, поэтому допущены и другие художественные вольности. Так, Красильников Андрей Дмитриевич (1705—1773), известный астроном и географ, назван «молодым учёным», а Рихман Георг-Вильгельм (1711—1753), видный исследователь в области изучения теплоты и электричества, представлен современником указанного астрономического явления. Ломоносов попросил профессора астрономии Эпинуса [122] Эпинус Франц-Ульрих-Теодор (1724—1802) — физик и астроном, во время пребывания в Петербургской Академии наук (с г.) уклонялся от занятий со студентами, расстроил работу подведомственных ему физического кабинета и обсерватории, в 1765 г. назначен учителем к наследнику престола Павлу Петровичу и оставил совсем научную деятельность. дать место в обсерватории двум молодым российским учёным — своим ученикам астроному Андрею Красильникову и математических наук подмастерью Ивану Харизомесосу. Эпинус тому несказанно удивился и даже оскорбился. Обсерваторию он считал своим личным кабинетом, давно уже никого туда не пускал и держал её на замке, а ключ от замка — в своём кармане.