Михаил Ломоносов - Жажда познания. Век XVIII

Шумахер с деланным сочувствием разводил руками, говорил, что-де обсерватория маленькая, труб мало, и те, что есть, все дорогие; как бы не сломал их подмастерье. И вообще убеждал, что Эпинус всё сам при затмении сделает наилучшим образом и, дескать, вам, господа россияне, там делать нечего.

— Вот так! — грохотал Ломоносов своим заметным голосом, смотря на удручённые лица Ивана и Андрея. — Столько трудов положили на подготовку, такое явление уникальное, и на тебе! Без нас обойдутся, без нас всё сделают! — Ломоносов кричал, ища выхода рвавшейся наружу обиде и раздражению: — А вон землю пахать без нас не хотят! И хлеб растить, и державу защищать не хотят тоже! Это уж мы должны делать, одни, без них! — Ломоносов произнёс последнюю фразу саркастически и затем решительно рубанул: — Подадим жалобу в Сенат!

Красильников и Харизомесос сначала опешили, но Ломоносов отступать не желал и убедил их в том же. Да и они очень уж хотели прикоснуться к редкому событию. Едва не полдня обсуждали и сочиняли жалобу, затем Красильников самолично отнёс её и сдал под роспись писцу в челобитном столе. Писец сначала было без мзды и говорить не хотел: раз просишь о чём, так плати. Но когда вник в смысл просьбы и понял, что у Сената испрашивают разрешения смотреть на Солнце и Венеру, вытаращил глаза и несказанно удивился. Смотри сколько хочешь! Ведь никакой корысти из того извлечь нельзя.

— И зачем это вам? — искренне изумляясь, спросил он Красильникова. — Что так смотреть на звёзды, что через трубу, всё одно — баловство.

— ...Деус нобис хеац отиа фецит [123] ...Божество сотворило нам эти досуги (лат.). , — величественно ответил ему Красильников латинской фразой из Вергилия и удалился, оставив оторопевшего писца в полной прострации.

Тем не менее жалоба, как совершенно непонятная и посему казавшаяся экстраординарной, без задержек прошла скрипучий канцелярский механизм Правительствующего Сената и была решена положительно и, что ещё более невероятно, в должный срок. Предписывалось выдать Красильникову и Харизомесосу «инструменты исправные», а дабы не было препятствий со стороны Эпинуса, ключ от обсерватории у него отобрать.

Немцы в академии долго шипели по углам. Потаённо собирались в кружки, наклоняя друг к другу головы, лопотали по-своему; размышляли и прикидывали, чем бы этому неуёмному русскому досадить, чтобы унять его покрепче. А когда много бесчестных голов долго думают, какую-нибудь мерзость измыслят обязательно.

И только профессор Георг Рихман, с которым Ломоносов в последнее время ближе сошёлся, одобрил и поздравил с преодолением рогаток. Был Рихман тощ, любознателен и правдив. Порой за Ломоносова вступался перед Шумахером, и Ломоносову это стало известным. Потому-то за сию правдивость и открыл Ломоносов Рихману свой ум и душу, а тот отозвался, и с того пошла ежели пока ещё не дружба, то уж несомненные понимание и взаимное влечение. А от того и до дружбы один шаг: друзья-то ведь это не те, кто тебе слова приятные говорит, но лишь те, кто тебя поддержать не боится и заслонить готов.

Наблюдение затмения Солнца Венерой русскими учёными дало много интересных и новых фактов; публикации о том стали известны всей учёной Европе. Но Эпинус сорвал-таки наблюдение через большой телескоп. В знак своего неудовольствия он вообще в тот день покинул обсерваторию, заодно не поставив на место объектив новой телескопической трубы, который он брал якобы для доводки, чем и лишил наблюдателей главного инструмента. А Ломоносов, не зная о том, что труба освободилась, и, дабы не лишать места в обсерватории двух молодых астрономов, Ивана и Андрея, оборудовал наблюдение через малую трубу у себя дома на крыше. И наблюдения состоялись в назначенный час.

Харизомесос прильнул к своей трубке, первое стекло которой было закопчено. Перед ним на столе лежали заготовленные заранее шаблоны: солнечный круг, к нему подходит меньший круг Венеры. Венера касается круга Солнца, вот надвинулась, вот проходит и покидает Солнце. Оставалось только подрисовывать замеченные особенности, не отрываясь от наблюдений, и время тем экономить. Напряжённо ожидая начала, Иван поглядывал на большой хронометр. То же делал и Красильников.

И вот явление началось! Иван сосредоточенно смотрел в окуляр, не щадя глаза и лишь иногда утирая льющиеся слёзы. И вдруг он заметил странные отклонения в картине. Что-то делалось с дисками Венеры и Солнца. На краю Солнца, ближнем к Венере, вдруг появился крас­ный пупырь, будто лишай, к Венере тянущийся, а Венера тоже вдруг оказалась без края. Часть планеты словно оторвалась, и Венера подошла к светящемуся диску Солнца обкусанной.