Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

Офицер достал из дорожной сумки какую-то сложенную бумагу и спросил, обращаясь к Петру Петровичу:

– Ты будешь секунд-майор в отставке Петр Гвоздин?

– Так, господин офицер! А что тебе надо?

– А вот сейчас узнаешь. Веди меня в дом, там и скажу, – грубо ответил приехавший офицер и, оставив у ворот на страже двух солдат, с остальными в сопровождении Петра Петровича вошел к нему в дом.

Здесь был произведен строгий обыск, но, не найдя ничего подозрительного, офицер сказал:

– Ты, майор, укрываешь в своем доме племянника, офицера Леонтия Храпунова, которого обвиняют в важном преступлении.

– Моего племянника обвиняют в преступлении? – побледнев, воскликнул старик Гвоздин.

– Да, и я прислан сюда затем, чтобы, взяв его под стражу, доставить на суд в Москву. Сказывай, где он?

– Да за что же, за что? – со стоном вырвалось из груди у бедного Петра Петровича.

– Мне не указано говорить за что, а приказано взять твоего племянника и в кандалах свезти в Москву.

– В кандалах? Неужели его проступок так велик?

– Да, не мал. Ну, показывай, господин майор, где твой племянник. Мне недосуг с тобою разговаривать.

– Ведь он только что женился. Не прошло и двух дней, как его обвенчали.

– Мне до этого нет дела! Лучше говори скорей, где твой племянник, иначе я прикажу опять начать обыск!

– Его нет дома. Он гуляет с молодой женой… в лесу, неподалеку от моей усадьбы.

– Ладно, посмотрим. Эй, команда, за мною, в лес! – крикнул офицер солдатам и направился с ними в лес, находившийся не больше как в версте от усадьбы.

Петр Петрович сказал правду: его племянник находился в лесу с красавицей женой. Оба они весело разговаривали и смеялись, прохаживаясь по густому лесу, не подозревая, что над ними нависла грозная туча.

В лесу было тихо, хорошо, привольно. Но вдруг эта тишина прервалась, и до ушей счастливых молодых донеслись сдержанный говор и быстрые шаги.

– Я слышу голоса, к нам идут, – прислушиваясь, с тревогою проговорила Маруся.

– И то. Кто бы это был? Маруся, да ты в лице переменилась. Ты испугалась, милая? – ласково спросил Храпунов. – Но чего, чего, моя голубка?

– Сама не знаю. Только вдруг так грустно. Ох, Левушка, не перед добром это.

Едва только молодая женщина проговорила эти слова, как по дороге им навстречу показались солдаты и офицер.

– Солдаты… Видно, за мной! – крикнул Храпунов.

Эти слова как-то невольно вырвались у него из груди.

– Отгадал… мы за тобою, – грубо проговорил офицер, поравнявшись с Храпуновым, и, показывая на него солдатам, добавил: – Окружите его и ведите!

– Куда? – бледнея, спросил у него бедняга.

– Пока к твоему дяде, в усадьбу, а оттуда повезем тебя в Москву.

– В Москву? Нет, нет. Я не отдам вам Левушки, не отдам! Он мой! – с горьким плачем проговорила бедная Маруся, крепко обнимая мужа.

– И не отдала бы ты, барынька, а мы возьмем, и тебе с муженьком расстаться придется, – проговорил офицер.

– Никогда, никогда! Куда Левушка, туда и я.

– Ведь его в острог указано доставить.

– В острог? За что же? – воскликнул Храпунов.

– Про то тебе скажут. Да ты и сам, чай, знаешь, за что тебя сажают. Ну, растабарывать нечего, пойдем!

Злополучного Левушку привели обратно в усадьбу к дяде под конвоем солдат.

С помертвевшим лицом, едва передвигая ноги, шла за ним Маруся. Ее горе было страшно, безысходно. Она теперь не плакала; слезы не облегчали ее намученной души.

Офицер, присланный арестовать Храпунова, не дал ему и часа пробыть в усадьбе у дяди.

– Скорее, скорее, мне недосуг прохлаждаться с тобой! – кричал он на бедного Левушку, торопя его.

– Господин офицер, молви мне, есть у тебя сердце или нет? – сурово посматривая на нежеланного гостя, спросил у него старик Петр Петрович.

– Знамо, есть! Неужели, господин майор, ты думаешь, что без сердца может жить на свете человек?

– А вот ты живешь на белом свете без сердца, – желчно заметил ему Петр Петрович. Он сердечно простился с племянником, крепко обнял его и несколько раз принимался крестить и благословлять его. – Поезжай, племяш… уповай непрестанно на милость и правосудие Божие! Господь не попустит погибнуть неповинному, и чистого не скоро загрязнишь.

– Дядя, родной, не покинь Марусю, не оставь ее в несчастии и горе. Прошу о том усердно, – дрогнувшим голосом, со слезами воскликнул Храпунов.

– О чем, племяш, просишь? Маруся мне теперь не чужая, а дочка, Богом данная… вместо отца был ей и во время свадьбы, и теперь таким же буду.